Артём почувствовал странное покалывание на запястье, будто невидимые пальцы коснулись его кожи. Повернул голову и увидел в дверном проёме Миру. Её нейроинтерфейс мерцал, проецируя в воздух вопросительный знак.
«Ты в порядке?» – возникли слова между ними.
– Да, – соврал Артём, – просто планирую вечер.
Но интерфейс Миры среагировал странно: проекция исказилась, и на мгновение появился символ ⋈, прежде чем снова превратиться в текст:
«Мы чувствуем твоё беспокойство. Деревья, земля… и я».
Артём хотел отшутиться, но слова застряли в горле. С ночи на поляне что-то изменилось в нём самом. Он чувствовал себя более… уязвимым. Словно стены, которые он выстраивал годами между собой и миром, начали таять.
– Я иду на ужин к директору, – наконец сказал он. – Возможно, узнаю что-нибудь полезное для нашего… исследования.
Мира кивнула, но её взгляд говорил, что она слышит несказанное.
Путь к административному крылу пролегал через центральный атриум комплекса «Гея». Каждый шаг отдавался гулким эхом в этом огромном пространстве, где чистота стекла и хром конструкций перетекали в живую зелень биомов. Технология и природа, соединённые в принудительном симбиозе.
«Просто как мы с отцом», – подумал Артём с горькой иронией.
Стеклянные стены главного коридора отражали его силуэт множеством искажённых версий – высокий юноша с напряжённой осанкой, слишком похожий на человека, портрет которого висел в центральном холле.
– Артём! Какое совпадение.
Голос доктора Соколовой заставил его вздрогнуть. Она появилась словно из ниоткуда – высокая, с идеально прямой спиной и взглядом, рассекающим пространство, как скальпель.
– Как ваша адаптация в программе «Юные хранители»? – спросила она, пристально изучая его лицо.
– Без происшествий, – ответил Артём, чувствуя, как нагревается воздух вокруг него от внутреннего напряжения.
– Вы проявляете интерес к восточному сектору, если не ошибаюсь? – В её голосе мелькнул оттенок подозрения.
– Обычное любопытство. Все биомы заслуживают внимания.
Соколова сузила глаза:
– Рекомендую сосредоточиться на центральных секторах. Особенно учитывая, что через неделю начинается плановая проверка стабильности биомнемических цепей.
Проверка стабильности. Эвфемизм. Учёные любили прятать опасные вещи за безобидными словами. Артём слишком хорошо помнил это по лаборатории отца.
И словно в ответ его мыслям, воспоминание ожило внезапно и остро: десятилетний Артём в защитных очках не по размеру. Рабочий стол, заставленный пробирками. Отец у голографического монитора, увлечённо рассказывающий о новом проекте. Внезапное движение – рукав задевает колбу. Разлитая жидкость, шипение, запах горящего пластика и обжигающая боль, расплавляющая кожу. Крик отца: «Что я наделал!».
Артём непроизвольно потёр шрам на предплечье, скрытый под рукавом.
– Вы в порядке? – спросила Соколова, заметив его движение.
– Да. Просто вспомнил… один эксперимент.
– Эксперименты требуют осторожности, – многозначительно произнесла она. – Особенно когда ты имеешь дело с тем, чего не понимаешь.
Артём чувствовал, что за этими словами скрывается предупреждение. Знает ли она о их ночной вылазке? О странных явлениях, которые они наблюдали? Обладает ли какой-то информацией о них, о нём самом?
Когда Соколова ушла, Артём заметил нечто странное: индикаторы безопасности вдоль коридора мигали в чётком ритме. Медленно, размеренно. Он достал планшет и активировал сенсор частот.
