Мы не вышли из дома без одобрительного кивка Эделин. В «Грэнни Хаус», затесавшемся через дорогу от моей квартиры прямо между фотоателье и фруктовой лавкой, стекались все белые воротнички из близлежащих офисных зданий, наполняя кафе разговорами о работе, перемыванием косточек начальству и сплетнями о супругах. Но в выходные контингент становился более разнообразным, и сюда заглядывали семьи за тёплой едой и такими же тёплыми беседами.
Мы с Эдди мало походили друг на друга, хоть и выросли в одном гнезде. Но в том, что касалось наших кулинарных пристрастий, мы с удивительной схожестью выбирали одно и то же. Заказав по тёплому сэндвичу с яйцом и беконом, мы стали ждать. Выбраться куда-то из четырёх стен всё же бывает полезно, но я пока что чувствовала себя не на месте. Словно у вселенной заготовлены другие планы на мой счёт. Словно я делаю что-то не так.
Эдди старалась не обращать внимания на мою хмурость и зажатость, рассказывала о своей работе, о какой-то коллеге, которая завела булли, о распродаже экологичных кроссовок в «Оллбёрдс», которые ей были ну просто необходимы для пилатеса и пробежек.
Через двадцать минут, когда перед нами поставили тарелки с сэндвичами и кофе, я взялась за еду, только сейчас осознав, как сильно проголодалась. За два дня затворничества я сидела на диете из желатинок-мишек, тостов с арахисовой пастой и «Кока-Кола Зеро». Хорошо, хоть для сэндвича не нужно уметь орудовать ножом и вилкой – когда у тебя дееспособна одна рука, приходится ограничиваться в желаниях. После нескольких укусов я наконец почувствовала себя человеком. Таким же, как все те, кто собрался здесь и гомонил на своей волне.
– Рада, что ты не умрёшь от голода, – в своей манере насмехалась надо мной сестра. – А теперь, когда ты хоть немного отошла, не расскажешь, что происходит?
– Небольшой сбой в системе.
– Не помню, чтобы твои системы когда-нибудь так выходили из строя.
– А я не помню, чтобы любила врезаться в бетон, но всякое бывает.
Эдди улыбнулась, оставшись довольна моим сарказмом. Если мы переходили на колкости, значит всё было хорошо. По крайней мере, между нами.
– Обещай мне, что покажешь свою руку доктору и сходишь на перевязку.
– Клянусь, – скомкано прочавкала я, наслаждаясь вкусом сэндвича и жизни, которая будто вытекла из меня несколько дней назад, а теперь вливалась обратно.
– А этот твой доктор Рон очень даже ничего… Может, ты бы…
Но я перестала слушать романтические излияния сестры о Рональде Эймсе. Правое ухо уловило что-то важное в этом общем щебете. Голос диктора из дневного выпуска «Эн Би Си Ньюс». Будничным тоном он рассказывал что-то об умершей женщине, и я перестала жевать, слышать всё кругом и даже дышать.
– Сегодня утром тело сорокадвухлетней Элеоноры Финли выловили у берегов Хокинс Пойнт. Женщину выбросило приливом из залива Кёртис. По словам очевидцев, тело разбухло и покрылось синяками, отчего можно сделать вывод, что оно провело в воде не менее суток.
– Роуз, ты слушаешь? – вклинилась Эдди, недовольно хмуря носик.
– Погоди минуту…
Я встала из-за стола, подошла к барной стойке, над которой висел телевизор, и попросила одного из официантов сделать громче. Часть новостной сводки я пропустила и увидела лишь кадры того, как берег Хокинс Пойнта оцепила полиция, а за оградительными лентами собирались любители происшествий, а также стервятники с камерами и эмблемами новостных каналов. Это ведь совсем рядом с Кёртис Бэй, где уютно себе поживал домик моих родителей. Буквально противоположный берег. Труп. Боже.
