Обычно хорошего, здорового цвета лицо её сейчас было бледно. Глаза блестели. Откуда-то изнутри поднималась противная дрожь, которую она с трудом сдерживала. «Эх, Пашка! – подумала с отчаянием и сразу же отсекая жалость: – Ну и чёрт с тобой! Катай свои пельмени хоть сто лет!» Разжала потный кулак и ещё раз посмотрела на записку: «Ишь, и план начертил! – мелькнуло с неприязнью к Филимону: – Предусмотрительный! Как мучиться меня заставляет, паразит!» Чуть не заплакала.
Вышла на бульвар, купила мороженое. Стала есть, не чувствуя вкуса. Встречные обращали на неё внимание, особенно мужчины. Но она ничего не замечала. Была как в тумане. Только глаз иногда выхватит что-нибудь спереди или сбоку: качели, ребенок… скамейка, дед с газетой…
В этом месте в центре она не бывала. Старенькие особнячки чередовались с новыми шикарными многоэтажками. «Народу-то не густо, – отметила машинально. – Не то, что у нас, в Нагатине… Жила бы себе в Иркутске. Нет, в Москву потянуло… Всё из-за Пашки! Ну и пеняй на себя!.. Всё глупости какие-то в голову лезут», – подумала, немного успокаиваясь. – Прямо как малолетка разволновалась. Будто первый раз…» Стало немного смешно. Вспомнила последнюю встречу. Она всё и решила. А до этого так, сплошные недомолвки да намёки. Хотя решено-то всё было, наверно, в первый paз, как увидела его. Судьба? Почудилась ей в этом слове какая-то грусть и безнадежность…
Они столкнулись в дверях центрального здания. Дурацкие такие двери! Неловко как-то прижала его грудью. А он вдруг за руку ее схватил и выпалил: «Давайте завтра! Встретимся!» И она тихо выдохнула: «Да…» Хорошо, никто не видел, а то позор был бы настоящий. И без всякой этой дурацкой чепухи, без разных подкатываний. Как настоящий мужик проявил себя. А может, опытный ловелас? Заранее знал, что не откажусь? И ей стало неприятно от этой мысли. А все равно теперь… как в омут. Потом отошли в сторонку. И будто разговор уже по делу какой пошел. Так ей казалось. Он и план нарисовал. И как-то само собой получилось, что она к нему домой. Вот только отказалась, чтоб встретил. Казалось, непременно увидит кто-нибудь из своих, и уж тогда начнут чесать языками.
Она свернула еще в один переулок. Вроде этот? Да, точно! Дом оказался старым, обшарпанным. Наверно, до революции еще построили. Какие-то карнизики над окнами, завитушки. Сейчас времени нет на всякие украшения! Если такие финтифлюшки разводить, сколько ж человеко-дней потребуется? Мужик в белой майке уставился на неё из окна. Хотела отругать его как следует, дурака! Делать нечего, вот и пялится. Глаза залил с утра!.. А может, в ночную идет? Ладно, пусть отдыхает, коль заняться нечем.
Ступила на первую широкую ступень, всю исхоженную, вытоптанную, так, что ямка образовалась, и остановилась. «А может, действительно к чертям! Повернуться и домой? Или в кино на какую-нибудь комедию, отдохнуть по-человечески и уже потом домой. То-то Пашка обрадуется. Скажу, сняли с ночной или еще что-нибудь… Наверно, к телевизору прилип. Хоккей или «Вокруг смеха»… Представила его слегка покатые плечи, голубые чуть навыкате глаза. Бреется всегда гладко-гладко. Настоящий мужик, не то что этот. Он бы этого одним пальцем… А может, и нет! Интересно, изменял он мнет? Все какие-то глупости в голову лезут. А руки прямо ледышки! Поднялась к лифту еще по нескольким ступеням. «Как Анна Каренина!» – попыталась усмехнуться и отметила, что пахнет в подъезде чем-то старым, кислым… и кошками. Чуть не вырвало. Вспомнила древний диван с валиками. В старой иркутской квартире стоял. На нем еще дед спал. Рюмку примет, свернется калачом и давай храпеть…
