Поднялась на четвертый этаж, увидела высокую двухстворчатую дверь, крашенную коричневой масляной краской. Старый фанерный ящик для газет с круглыми дырками. Хотя внизу были металлические, точно были у лифта. И современная кнопка звонка, совсем как у них. Взглянула на беленький перламутровый овальчик на самом верху над дверью. С числом шестнадцать.
Сверилась еще раз с бумажкой-адресом и приложила палец с ярко-красным наманикюренным ногтем к кнопочке. Замерла на секунду и решительно надавила. Раздалось за дверью неприятное дзиньканье. Остановилось сердце. Вдруг кто из соседей? Ой, срам-то какой будет! Послышались за дверью быстрые легкие шаги. Хотела спрятаться за выступ стены, но не успела.
– Я буквально на минуточку! – Ни здравствуй, ни прощай! Оторвалась фраза от ее ярких полных губ, но до ушей Филимона не дошла.
Кивнул машинально:
– Конечно. Проходи. – Схватил за руку и втащил в прихожую. – Раздевайся! Я чего-то разволновался… Прямо-таки ужасно! – признался он.
– И я, – созналась Клава и сразу успокоилась.
Он провел ее в комнату.
– Ну и потолки! – удивилась она. – Метров пять?
– Да, старый домик. Наверно, снесут скоро, – добавил он.
На стенах висели картины вперемежку с пестрыми плакатами. Посреди застыл письменный стол на фигурных резных ножках с пишущей машинкой. Сбоку у стены притулился складной велосипед.
– Давай выпьем для разрядки, – предложил Филимон. – Ты против коньяка не возражаешь? – И, не дожидаясь ответа, разлил его в рюмки, которые поглотили заодно и свет от лампы.
– За непредсказуемое, что в нас есть, – провозгласил он, чуть не подавившись от такой пошлости. И выпил залпом коньяк.
Клава церемонно отпила небольшой глоточек, произнесла жеманно:
– Хороший коньяк! – Взяла осторожно конфету и, вдруг махнув рукой: – Чего уж тут разводить церемонии? – допила оставшееся содержимое бокала.
– Мне кажется, я немного не в себе! Нет, правда!
– И вовсе вы, гражданка, преувеличиваете, – засмеялся в ответ Филимон.
– Ты только не перебивай! Ну, сам подумай! Сорокалетняя баба замужняя притащилась домой к юному, можно сказать, мальчику! И знаю-то тебя без году неделя!
– Вот и хорошо! Что без году неделя. А то тоска одна и томленье духа! И вообще, поменьше ненужных комплексов. Кто да что! А во-вторых, мне тридцать два. А это уже возраст! Отлегло немного? – решил успокоить её Филимон. – Просто юный вид. И больше ничего!
А Клаве уже всё, ничего не надо, а только бы уйти побыстрей. Исчезло наваждение, испарилось. А ведь не отпускало ни на минуту! «Видимо, перехотела», – чуть не захохотала она. «Аккуратный», – отметила, равнодушно глядя, как стажер наполняет рюмки.
– Есть уникальные творения природы. Так вот вы, гражданка, из их числа. С чем вас и поздравляем! – начал Филимон. – Давайте-ка мы с вами выпьем за те самые сны, которые иногда сбываются. А?
«Она ни фига не понимает… Жаль. Главное – запомнить ощущения… Может, надо по-другому? Расчет, хитрость – все это муть. Я бы мог элементарно её перехитрить, но мне это не нужно…» – мелькало в голове Филимона.
И вдруг нетерпение из глаз стажера передалось Клаве. Хлынула горячая волна. Он взял её руку, поднес к губам. Осторожно, боясь спугнуть, поцеловал. Она отняла руку и стала расстегивать блузку, обшитую кружевцами.
– Разреши я, – прошептал стажёр. – Это обряд…
Она встала, подошла к зеркалу. «Ну и бесстыдница! – укоризненно покачала головой, вздохнула и озорно подмигнула своему отражению. – Настоящая паразитка… Боже, как же хорошо было… Раньше, пожалуй, и не бывало так… А может, кажется, что не бывало…»
