Сны деревни Динчжуан - страница 13

Отец с парнями поглазели на них и вышли из клуба, встали посреди широкой и ровной бетонной дороги, встали на пригреве, вдохнули ласковое тепло и спелое благоухание Шанъянчжуана, и закатали рукава рубашек, и оголили руки, и выставили их на солнце, и руки их были точно морковные корни, выложенные на уличном прилавке. Обнаженная плоть пахла не то мясником, не то рыбной сыростью, этот запах выплеснулся наружу и затопил Шанъянчжуан, словно мутная илистая речная вода, хлынувшая на чистую деревенскую улицу.

Парни оглядели свои глянцевые предплечья и сказали:

Твою мать, какие же мы ослы!

Хлопнули себя по чистым рукам без единого следа от иголки и сказали:

Твою налево, будем продавать. В гроб ляжем, а все равно будем продавать.

Сжали пальцами вены на руках, скрутили кожу до синих пятен, до лиловых полос, точно это не рука, а кусок грудинки, и сказали:

Так вас растак, думаете, только ваша кровь дороже золота?

И в Динчжуане открылся кровяной промысел.

Бах – и люди наперегонки понеслись продавать кровь.

За ночь в нашей невеликой деревеньке появилось больше десяти кровпунктов. Кровпункт при уездной больнице, кровпункт при волостной больнице, кровпункт при волостной управе, кровпункт при полицейском участке, кровпункт при орготделе, кровпункт при агитпропотделе, кровпункт при отделе образования, кровпункт при управлении торговли, гарнизонный кровпункт, кровпункт Общества Красного Креста, кровпункт при ветпункте и кровпункт при случном пункте, и такой кровпункт, и сякой кровпункт – прибил вывеску, написал на ней нужные иероглифы, посадил двух медсестер и счетовода, и кровпункт готов.

Кровпункты стояли и на краю деревни, и на перекрестках, под них приспосабливали пустующие дома, а один открылся прямо в бывшем коровнике: подмели там немного, принесли в коровник старую дверь, отмыли, бросили плашмя на ясли, разложили на ней спирт, шприцы, иглы, а склянки под кровь подвесили на перекладине – вот и все, пошла торговля.

Прозрачные трубки с переливающейся кровью виноградными лозами оплели деревню, в их зарослях прятались красные ягоды пакетов с плазмой. Вся земля была усеяна использованными иглами и ватными шариками. Вся земля была усеяна осколками разбитых шприцев и склянок. Вся земля была заставлена тарой с подписями: I группа, II группа, III группа, IV группа. Вся земля была залита кровью и плазмой, в воздухе с утра до вечера висел пламенно-алый запах крови. Деревья целыми днями дышали красным, вкушали красное, и распустившаяся по весне листва на тунах, вязах и павловниях отливала разведенной кровью. В прежние годы на софорах распускались нежные желтоватые листочки с зеленой смолью прожилок. А той весной софоры дали бледно-розовые листья с багровыми, почти пурпурными прожилками. Кровпункт при ветпункте разбили прямо под софорой, что росла в западной части деревни, и крови там сдавали порядочно, но кто бы мог подумать, что желтая крона той софоры сделается красной, как у хурмы по осени, да и листья будут куда крупнее и мясистей, чем в прежние годы.

Деревенские собаки, учуяв алый запах, неслись к кровпункту, получали там пинка, но успевали схватить зубами несколько испачканных в крови ватных шариков, отбежать подальше и сожрать свою добычу.

И врачи, и сестры были по горло завалены работой, лбы их блестели от пота, белые халаты носились по деревне в такой спешке, будто опаздывают на базар. От них только и слышно было: прижмите ватку и держите пять минут, прижмите и держите пять минут. Прижмите и держите пять минут – врачи и сестры затвердили эти слова, точно любимую присказку.