Сны о детстве. Глинтвейн рассказов со специями тепла, веры, доброты и прощения ошибок прошлого - страница 2



Глава 2

Бурачки

– Видишь, вот это, где красная ложбинка – это молодой росточек бурака (свеклы, если по-русски). А вот тут – это молодая лебеда, не спутай. Надо рвать траву, чтобы она не мешала буракам расти. Но если видно, что в одном месте бурачки растут очень тесно (ударение на О), тогда нужно их вырвать и оставить один. Потому что они будут мешать друг дружке – и не вырастет ничего толкового, одна ботва.


Так наставляет меня бабушка ранним июньским утром на нашем огороде, где уже взошли первые посевы. А взошли они, как водится, вместе с сорняками. Впереди целое лето трудов. Следить, чтобы сорняки не забивали посадки, поливать, прореживать, снова поливать, собирать колорадских жуков в полуторалитровые бутылки из-под кваса, укрывать от заморозков, волноваться о дожде да снимать первый урожай.


Мне кажется, что на длинном-длинном узком огороде, где всё сидит аккуратными квадратиками, мы вот-вот дойдем до конца в наших ежедневных прополках и, наконец, не надо будет таскаться сюда каждое утро. Но дойдя до конца, всегда пора начинать сначала. Тяпаешь капусту на финише, а в бурачках на старте опять лебеда отскочила.


На нашем огороде я работаю безропотно. У нас не водится вертеть носом, спорить с бабулей и капризничать. Только начинаешь, а бабушка в ответ: «Утром росно, в обед млосно, вечером комары. И когда полоть, внучечка?» На это сказать нечего, но от детской спешки никуда не уйти. Хочется скорее домой – ноги помыть и играть с друзьями! Но я работаю, высматриваю, где та самая красная прожилка, а всё равно в спешке выдираю не то, что надо.


Чтобы бабушка не заметила, закапываю ростки под сорняки в дырявом металлическом ведре. Бабушка, конечно, замечает, уголком сухих от ветра и солнца губ улыбается, но ничего не говорит.


Я работаю на корточках, опуская то одно, то другое колено на еще влажную утреннюю землю, отчего кожа быстро становится черной. Бабушка трудится, как будто полы моет: широко расставив ноги, наклонившись низко, чтобы одним локтем упереться в бедро, а другой свободной рукой выдергивать сорную траву, любоваться всходами, а иногда сетовать, что морковка-то взошла «сёлета»1 плохо.


У меня свои обязанности в прополке. Я отвечаю за то, чтобы выносить на обочину нашего огорода сорняки в ведрах, которые терпеливо ждут нас каждое утро. Мы не забираем ведра домой, потому что кому такие надо – с дырками в дне, проеденными ржавчиной. А вот для сорняков в самый раз. Сбегаю, принесу пустые, мы перевернем их да посидим немножко на таких вот табуретках, посмотрим на соседские огороды, сравним со своими: «у Дмитриевны-то вон уже капуста какая хорошая, а у нас чей-та не завязывается». Зеваю, скучно – что мне ваша Дмитриевна, когда Лешка привез новые ракетки для бадминтона. Солнце становится всё выше, голове всё жарче.


Бабушка тоже замечает, говорит, вот эту грядку доделаем да пойдем домой: надо собираться в поле на обеденную дойку Зорьки.


Ура! Появляется вдохновение дойти до конца грядки быстрее! И конечно, вырываю еще больше того, чего не надо бы. Ну и бог с ними, с бурачками! Домой хочется, ведь ростки на грядке в моем сознании никак не превращаются в борщ.


Мы будем идти неспешно, я буду подпрыгивать в попытках изловить бабочек-капустниц и уворачиваться от пчел.


– Бабушка, ты когда пойдешь доить корову? Молочка так хочется! Можно я с тобой?


– Не, Женька, не надо, стадо большое, мало ли что, коровы тоже разные бывают. Попей пока вчерашнего.