За этот клюв и взялся Аид. Потом посмотрел на свою юную спутницу и произнёс:
— Ты думаешь, что видела уже всё великолепие Звёздного Чертога? — Она кивнула. — Ну что ж, тогда я буду рад тебя удивить.
Персефона вскинула голову и хмыкнула: мол, попробуй, только вряд ли что-то затмит картину рождающихся и умирающих звёзд.
И он смог.
Дверь распахнулась, Персефона шагнула через порог и так и замерла с открытым ртом.
Бесконечные стеллажи окружали её. Чего на них только не было — папирусные свитки, пергаментные брошюры, глиняные и восковые таблички…
Книги. Все, какие только можно вообразить себе.
Так выглядела Вселенская Библиотека.
На противоположной от входа стене (хотя стене ли?) струилось гигантское полотно, выходившее ниоткуда и терявшееся в нигде. По нему — не останавливаясь неи на секунду — бежали строчки.
— Свиток Ананки, — догадалась Персефона.
— Точнее, Скрижаль Мироздания, — мягко поправили её. Говоривший выступил из-за кафедры, и Персефона смогла его рассмотреть.
Молодой — лет тридцати пяти по меркам смертных, высокий — почти, как Аид, стройный и весьма изящный, несмотря на бугрящиеся мышцы гладкого тренированного тела, этот бог являл собой образец утончённой и одухотворённой красоты. Его узкие бёдра охватывала белая схенти[8] и широкий золотой пояс. Светлая полоска ткани резко контрастировала со смуглой кожей. Тёмно-рыжие короткие волосы слегка взъерошены, а в золотисто-янтарных глазах, опушенных длинными каштановыми ресницами и подведённых синими стрелками, светились лукавство, ум и лёгкая печаль.
— Позволь тебе представить, моя Весна, — начал Аид, — старинного приятеля. Тот, книжный червь и зануда.
Тот улыбнулся и вернул шпильку:
— Сказал повелитель мертвяков.
Затем перевел взгляд на Персефону, и она заметила, как в его глазах мелькнуло искреннее восхищение.
— Я много слышал о твоей красоте, царица, — с лёгким поклоном сказал он, — но теперь с уверенностью могу сказать: нет слов во всех языках мира, чтобы описать твою несравненную прелесть.
Несмотря на пафос комплимента, Персефоне он оказался очень приятен, она раскраснелась и ослепительно улыбнулась ему. Но когда — испугавшись, не перешла ли грань в своём кокетстве — бросила взгляд на мужа, к удивлению, не увидела в его глазах искр ревности. И скоро поняла почему.
Послышались лёгкие шаги, и в зал вошла девушка. Тоненькая, изящная, стройная, словно драгоценная статуэтка. По её узкой спине струились чёрные волосы, отливающие серебром и перламутром, нежная кожа имела лёгкий золотистый отлив, а глаза — чернильная синева. Высокий лоб перехватывал обруч, на котором, словно диковинный цветок на тонком стебле, вздымалась звезда.
Простые белые одежды дополняли образ и ничуть не портили нежной красоты. Она подошла и встала рядом с Тотом, вежливо поклонившись гостям.
Тот положил узкую длиннопалую ладонь на плечо девушки и представил:
— Моя жена Сешат. Вот кто настоящая зануда.
Несмотря на эти подначки, Персефоне казалось, что она попала к старым добрым друзьям. Среди блестящих обитателей Олимпа Персефона всегда чувствовала себя так, будто оказалась в комнате со стигийскими чудовищами, надевшими маски красавцев и красавиц. Все юлили, интриговали, строили козни и ненавидели друг друга, скрывая ненависть за высокопарными фразами высшего придворного этикета и ослепительными улыбками.
От Тота и Сешат Персефона не ждала подвоха.
