Следователь сжал зубы. Внутри него росло знакомое чувство – холод, смешанный с гневом, возникающий всякий раз, когда правда сталкивается с железным лбом «репутационной осторожности».
– А если она права?
– А если, Анненков, она просто испугалась? Или решила привлечь внимание? Может, узнав о смерти девушки, она начала пересматривать в памяти всё, что видела, добавляя значение каждому жесту? Теперь каждая эмоциональная свидетельница – автоматический повод для судебного преследования? Мы работаем не с воспоминаниями и страхами, а с фактами. А фактов, уважаемый, у вас нет. Только голос на диктофоне. Нет ни капсулы, ни следов вещества, ни доказуемого мотива. Психологическая достоверность – не юридическое основание. Хотите истину? Несите материальные доказательства. С подписями, результатами экспертиз и юридической перспективой. Пока их нет. И вы это знаете.
Наступила тишина. Формально начальник был прав. Но что—то внутри Анненкова отчаянно кричало: нет, он не прав.
– Вы свободны, – тихо сказал начальник.
Дверь закрылась за ним беззвучно. Анненков шёл по коридору, словно сквозь вязкий воздух. Внутри всё гудело от злости и бессилия. Он ясно видел лазейку, в которую можно было пролезть, но стоял перед ней с завязанными руками. И самое страшное – понимал, что это не предел.
Пока машина везла его к дому профессора, Анненков сидел почти неподвижно, будто внутри него шёл тихий и безжалостный суд. Внутренний голос, обычно спокойный и ясный, теперь звучал с сомнением: правильно ли он поступает? Хватит ли у него не доказательств – их и правда не было, – а характера, чтобы взглянуть в глаза человеку, которого давно считали неприкасаемым? Он мысленно повторял каждую фразу, оттачивая интонации, ища ту тонкую грань между давлением и выдержкой, когда слова не ломают человека, а лишь подтачивают его. Всё должно быть выверено до малейших оттенков: сначала прямой взгляд, затем пауза, потом голая правда. Он не мог позволить себе слабости. Если не надавит сейчас – дело застынет.
Когда в окне появилась калитка особняка, он уже точно знал, с чего начнёт. Машина остановилась плавно и бесшумно. Воздух снаружи был влажным, прохладным, пропитанным запахами хвои и нагретого камня. Дом возвышался на участке, будто изолированная сцена, где каждое движение неизбежно становится частью спектакля.
Анненков подошёл к двери и нажал кнопку звонка – раздался один короткий гудок, похожий на выстрел. Дверь открылась через несколько секунд. На пороге стояла Милена Робертовна – безукоризненно прямая, с напряжённо сжатыми губами и идеально выглаженным передником.
– Господин Анненков? – уточнила она, узнав его, но в голосе сквозила настороженность. – По какому вопросу, если не секрет?
– Личный визит. Мне нужно поговорить с профессором, желательно с глазу на глаз, – спокойно ответил он, не меняя тона.
Милена коротко кивнула и пригласила его войти. В доме пахло полированным деревом и сухой, выверенной тишиной. Она жестом указала на просторную гостиную и, когда он сделал несколько шагов, спросила без лишней суеты:
– Вы надолго, Иван Алексеевич? По поводу… того дела?
– Я хотел бы обсудить это лично с профессором, – уклончиво ответил он.
– Понятно, – сказала она и скрылась за двойными дверями.
В гостиной было прохладно. Часы на стене тикали громко и мерно, и это тиканье вдруг показалось ему странно угрожающим. Через несколько минут Милена вернулась. Лицо её оставалось непроницаемым.
