Читать онлайн Игорь Саврасов - Собирание игры. Книга четвёртая. У Запретных Врат




Предисловие

Эта, 4-я книга, будет понятна и, может быть, интересна тем, кто уже знаком с первыми 3-мя.

А ещё лучше – со всеми ранними романами автора: герои-то следуют от книги к книге. Хотя… Искушенному в чтении этого и не требуется…

Но все равно – PAUCIS!

Род проходит, и Род приходит…
Восходит солнце и
Заходит солнце…
Что было, то и будет…
Всё – суета и томление духа!
Книга Екклесиаста

Глава 1

Март 2020г. Поезд «Петушки Зазеркалье».

… не отцветает жасмин – повторил Веничка и продолжил любимую цитату. Самого себя. – Петушки – это место, где первородный грех – может он и был – никого не тяготит. Там даже у тех, кто не просыхает по неделям, взгляд бездонен и ясен!

Ещё раз прозвучало:

Провожающих просим выйти из вагона! иещёразнаанглийском Mourners, please, leave the train!

Ангелы мои! Вот он, «поездатый» дух сопричастности! Ты ведь знаешь, Алиса, что слово «mourners» на английском «присутствующее на похоронах».

Ну и что? Клоуны на кладбище! Я этот образ, метафору, считаю очень сильной! Грустные клоуны… Печальный контраст… Но как сказал один остроумец – поляк Ежи Лец «Когда запахли фиалки, дерьмо сказало: «Они работают на дешёвом контрасте». Я ведь, ты знаешь, обожаю контрасты, парадоксы, перевёртыши и весь сюр и абсурд. То есть всё то, что нас окружает… Алиса достало яблоко и вонзила в него свои зубки.

Можно оказаться непонятым… А можно и «огрести»! хмуро усомнился поэт-философ.

Ерунда… Можно подумать, что ты прислушивался когда-то к мнению толпы… Или боялся чего-то и кого-то… Ты боишься только трёх вещей…

Ишь… И каких, позволь узнать? Веничка иронично посмотрел на девочку.

Изволь… во-первых, ни в текстах твоих, ни в жизни твоей… окаянной… не было дешёвых контрастов…Во-вторых, ты боишься жить с собой… во времени, то есть «здесь и сейчас»…, ты хочешь «чемоданчиком» прихлопнуть тяжесть часа… И, в-третьих, ты боишься Игры «Бог-Боль», ну, что отцветёт твой «жасмин» и обманет твоя «нега»… И больше их не будет…

Вот и нет: смерти я не боюсь. Я и неживой уже!

Больше не будет вообще… Вернее их и нет… И не было в твоём Времени… И ни в чьём! Иллюзии!

Ну, более-менее угадала… Да, человеку важнее и труднее всего не проживать Время, а прожить собой час, да, «здесь и сейчас», и, подобно барону Мюнхгаузену вытягивать себя из болота… За волосы, на йоту! Выше, выше! Из поезда этого не увидишь, не поймёшь… Здесь иной взгляд…

Хм… Не уверена…

Мы видим Зеркало, в этом времени… А что уходит, истекает в Зазеркалье?! А? Истина? Карма? Вот и огорчают меня не столько штучки прятки Сатаны, сколько прятки-притчи Создателя Света… Отчего не вразумит? Прямо, ясно… Хоть что-то…, кому-то, когда-то… А может Создатель Света обустроил тут, перед Зеркалом, кое-что, кое-как, да и ушёл… Сами-де далее… А мы – пффф… А из-за Зеркала Князь Тьмы язык нам кажет…

Ну и ладно… И пусть… Пусть мы очевидцы лишь этого, историки (посмею так выразиться!) очевидного, заложники неочевидного. Пусть… Вот отъедем подальше – и разглядим получше! История – то, что позади… И тогда…

Ха! И тогда наше Время начинает судить то Время… Ха! Нет! Время то ушло За зеркало! Эх! Словить бы хоть малый кайф: в редких повисших паузах выражения лиц современников… Эх…

Пусть время бессердечно. Но мы-то любили! Эти лица, лицо с нами! В нашем сердце! И чтобы жить со всеми, нужно жить с тем, и чтобы любить всех, нужно любить того, и чтобы понимать всех тех, ушедших и сегодняшних, нужно любить! И их, и того, и себя, и время, и Свет… И тьму! Да-да, и тьму! Я буду любить тебя, Веничка! Буду ехать с тобой в этом поезде!

И я буду… Но нам не дадут… Оно не даст… Время будет с нами… Оно соглядатай, судья и шулер… Эх… колёса чух-чух, время тик-так, сердца тук-тук… А в чемоданчике есть буль-буль… Так что нам эти цап-царап! Веничка достал бутылочку «Кориандровой».

И нам налей! раздались неожиданно два резких, трескающихся голоса. Оба похожие на треск разбитого стекла. Только одно: стекло… (нет!, зеркало!) разбили с этой стороны, а другое с той! Но в обоих случаях разбили намеренно. С разным интересом, и разными целями.

Тот, кто разбил Зеркало с этой стороны, был наш друг «Кащей». Он же «Хирон». Он же А>3: Александр Александрович Арецкий. Тот Мастер Игры из Берна, что сочинил свою Матрицу Игры, тот главный по комфортным отображениям «тудой-сюдой» и в Предзеркалье, и в Сквозьзеркалье. А вот в Зазеркалье случается только, если помогала «третья производная». А помогала часто, но сбоила. Неправильное употребление правильного алкоголя иногда приводит к сбоям: комплексная переменная, довольно шустрая, на комплексной плоскости стола при перемене блюд начинает «бликовать», ну, то есть, она блестящая по виду, но по сути – ложная. Так бывает… Наиболее склонны «бликовать», разумеется, женщины, подруги наши верные. Затем, конечно, идут Великие Идеи, ну и наконец, на третьем, почётном месте, бронзовом бронзовые, прям «забронзовевшее» Памятники Истории. И память её…

Мы бы «Зубровки»… В графинчике, сто пятьдесят… И селёдочки с картошечкой отварной… И… буквально потребовал «Хирон».

А мне «Текилы»… Литр! На закуску мозги… Да нет…, из говяжьих костей… С зеленью… это перебил «Кащея» тот второй. С той стороны Зеркала. Его по праву можно назвать Кащеем (без кавычек), но он просил называть его герр Воловьев.

Этот герр был в услужении у Хозяина, у Тролля и выполнял тонкие поручения «эвакуаторщика», «взвешивателя душ», «уполномоченного»… И имел право «играть по полной». Он и играл… по полной, не церемонясь с «человеками» и их Идеями.

Вам тут чё,… ресторан Курского вокзала? Щас позову халдея, он вас… огрызнулся было Веничка на «порывистость» неожиданных гостей. Его чемоданчик вещь интимная! И суете не служит! И «на троих» он не любит! Один умный, а два других жлобы и дураки…

А сам чё про «очевидцев», про «историю» треплешь? Много думаешь о себе, холоп! грозно, с внушающим доверие голосом, сказал «уполномоченный».

Не нужно базара, пацаны! Вон же в холодильнике все есть. мирно «разрулил» ситуацию «Кащей». А графинчик и стопочки особые у меня всегда с собой… Аааа! Вот и тот, кого мы привели! Вам, для Истории. Знакомьтесь: Китаврасов Григорий Федорович, литератор, сочинитель и описатель вашей «Одиссеи», друг Саввы Черского…

Аааа… уныло отозвался Веничка Слыхал… Прочёл пару страниц… Так… Описывать кое-что могёт… Струя только слабовата… Пусть… Что будешь?

Я «Горилки» прихватил… И шампанского Алисе,… если будет «вырастать».

Девочка тут же вытянулась в росте и возрасте. Ну, 16+! Грудь и попа 18+! А взгляд на 300+!

Друзья! Я очень рада всем! Я ждала! Как положено три раза. И вот вас трое…

– Волшебная! Мы с герром-хером на часок! Извини! У нас дела! У меня – «конформные»; У него – «конторные»!

– Да-с! Отчёт квартальный… Да-с…

– Много гадостей-то за квартал натворил? Всех скомпрометировал? – язвил Веничка.

– Ну-ну! Осторожней! Я, хоть и не совсем человек, но тоже винтик Истории, а если вы не кусок идьёта, то понимаете, что сама Клио, так или иначе, в той или иной мере компрометируют всех своих… «рабов»… Вот вы себя, небось, считаете хорошим человеком? А? В глубине… Нет, так-то вы кокетничаете: «пыльный-де мудак» и пр… А сам-то… Тьфу! Попробуйте никогда не лгать, хоть час, не пить свой «шмурдяк»… Хоть день… Не гордиться! Не обижаться! Не гневаться! Да мало ли… «На каждую хитрую жо… найдётся х…р с винтом» – так народ ваш трактуют вопросы истории и литературы! И правильно! И не разница в ваших дарованиях людских, в ваших идеях, конфессиях… «казнит и ломает» людей, а невозможность постичь Творца! А вам-то надо… Непременно-с! Хе-хе. Вам, идьётам, невдомёк, что это просто Игра… Пинг-понг!… «Бог – Боль, Боль – Бог»… В смирении не спрячешься… Покаянием – не откупишься… И ничем от Игры не отмахнешься… Ловушечки на каждого у нас припасены! Капканчики-с! Ха-ха!

– Пей, жри и иди! Утрись только – с презрением бросил Веничка. – И вы, уважаемый…э… «Хирон»… Александр… Но вы приходите ещё…

– Да уж придём… Спасибо… Но мы вместе с «рогатым» придём… Извините… Но в этой Игре мы… «повязаны»…

Гости – «слуги Зеркала» – ушли… «Слуги»? «Ушли»? Да, в определённом смысле… А в другом – «распорядители», «проводники», те, что «запускают механизмы»… никогда не исчезают… Листают «Скрижали».

– Расскажите-ка скорей, милый Григорий, как там… все-все-все? Все наши? Мы ведь расстались во Владивостоке…, в первой декаде марта 2020 года… Ах, да, в этом ещё году… Что же это я? – Алиса убрала свой фужер, прилежно уложила ручки на сдвинутые коленки и села на краешек кресла, став опять десятилетней примерницей-остроумницей.

– Вы говорили о Времени… Что было в нём? Что я понял? Что знаю? Дааа… Время течёт… Песочные часы… Внимание к узкому месту. Там… по песчинке… Можно успеть… Хм… Я кое-что записал… То, что бывало терпким. Да-да! Даже не ясным, но «терпким»! Мы долго с Саввкой трепались на эту тему… Недавно, на его юбилее…, до и после…

– Ой. Хочу по порядку… – захлопала в ладоши девочка, поправив бантики в косичках. Эти бантики должны были, видимо, усилить восприятие.

– Хм… Да, с Владивостока… Мне Саввик тоже рассказал об этой замечательной поездке. И об Японии, о гастролях, коненчо. Они, Черские, вернулись в прекрасном настроении. Ленка и Младочка задержались в Москве на пять дней. Алёнка уехала в Усадьбу. Там мама, дочь, работа в Центре творчества. Затем… Ммм… Мы увиделись в первый раз, в двадцатых числах февраля. У меня, в Киеве. Там и концерты были большие, юбилейные… Два… С оркестром… Две программы: «старое» и «новое»… Девочки тоже участвовали. И Леночка и Млада… Затем три дня «балдежа» в Киеве… Погода, жаль, была… не та… Очень не та… Слякоть вперемежку с гололедицей… Затем два концерта подобных у себя, в Одессе… Я прилетел в Одессу пятого марта… За пару дней до юбилейного торжественного вечера в узком кругу… И в Академии, и в Филармонии, и в Театре были торжества… Суетня! Устал бедный Саввик! Да и «узкий» круг седьмого в ресторане – семьдесят человек! Дааа…. Сегодня двенадцатое? Не помню… Не важно… Или… Хм… Я уехал домой в Киев девятого… Двенадцатого провожают Младиславу… Домой, в Хорватию…Затем Саввка уезжает на дачу, на недельку… Отдохнуть, отрелаксировать пару дней… И записать…, и поработать на поэмой своей… «Петушки-Зазеркалье»… Он псих до работы, любит чтобы впечатления… зафиксировать, пока они тёплые, сочные, пряные… Терпкие! И я ведь люблю! Мне пора, пора!

– Отличная мысль! – крякнул «Кащей» из-за окна-зеркала. Терпкость должна ощущаться как великий, главный живительный признак! Жизнеспособности, жизнестойкости во всём… Хоть в доказательстве теоремы, хоть в твоих сомнениях философа, хоть в строчке Поэта – голос становился глуховатым.

– Точно! Эх-хе-хе… – герр «эвакуаторщик» тоже подал голос. Дребезжащий, словно по стеклу стучали чем-то железным. И глаз у него почему-то был только один. Второй, наверное, был в отдалении… И третий… – Хм, …, а ведь среди людей есть ещё неслабые экземплярчики! Да-с!

– Ты ещё не исчез, вертлявый бес! Кыш! – Гаркнул Веничка и, убедившись, что герр Воловьев исчез, обратился к «Киту» – Каждое дыхание наших строк, даже одного слова… должно быть терпким! Это должно ударять, как… Как «Слеза Комсомолки»! Дааа… Этой терпкостью даже… должен быть… славен, … жив… твой последний горький час… Прощай, «Кит»! Пиши, Григорий! И мне показывай…, и этому… «Хирону