Он вернулся домой. Приготовил немного глинтвейна и гоголя- моголя… Замёрз чуть… До обеда ещё час… Сел в кресло… «Мягкое», «горячее» и «сладкое», то «вкусное», что украшает жизнь, погрузило Черского в воспоминания… Юбилей…Славно! Хорошие, небанальные, не «дежурные» поздравления! А какие шутки – преставления – миниатюры! Улыбка замерла на губах, когда Савва Арсеньевич вспомнил поздравление-сценку родных Черских. И как солидно, тщательно приготовили всё…
«Заказали где-то «ростовых» кукол. Они изображали борцов сумо. В творческих муках они «боролись» со всем, что мешало Поэту и Музыканту. Ха, они ещё и держали музыкальные инструменты… Что-то «тренькали» …Алинка в национальном наряде изображала Художника-творца, то бишь меня… Всё возвышала к небесам очи, заламывала руки… Игнат представлял самурая. Это фишка самой высокой японской театральности! Суперэффект! На авансцене стоит самурай, выставив вперёд ногу, скрестив руки… Долго молчит… Замер! Всё замерло… И вдруг он резко, весь сконцентрировавшись, собрав всю энергию сдвинул брови! Молния! Гром! Камнепад! И камнепад аплодисментов – изгнал-таки лень из Художника! А ещё две музы: Ленка и Млада! Взорвали! Ну, сорванцы! Да, сорванцы! Сначала – музы как музы… В кимоно, пристойно танцуют, ублажают Саввину фантазию, будят воображение… Потом, обратясь к зрителям спиной, эти две… «сорванки» срывают с себя кимоно! Резко, как брат бровями-катанами! О, Боже! Японская живопись по телу? Разве? Японцы изысканы в живописи! Японцы прячут красоту! Вышивка – и то на спине! Под наружной одеждой! Если уж буря чувств – трёхстишие! Если сильный аппетит – двумя палочками три рисинки в рот! А тут?! Что это? Гейши? Хм, в переводе «девушки искусства». Музы-гейши… Оригинально… Хм. Но как было красиво! И незаметны трусики-лифчики… Выбеленные тела! Да, да! Монохромность в живописи! Зритель должен подключить воображение и «раскрасить» картину! Она написана тушью на белом! И тема обычная: Сад камней… Эдем… Камни, вода, чуть растений… Но ведь в японской живописи важнейшим является понятие «пустоты» … Тут с «воображением», (хм…) и «пустотой» как-то уж более конкретно, что ли… Фигура молодой женщины! Рим плюс Греция плюс Япония?! Равно «японамать»! Грациозная такая… Ещё бы ладно… Но эти чертовочки пригласили меня… выйти к ним… Шепнули: «магический ритуал Творения»… Сунули в руки тушь, кисть, заставили ставить кляксы и чертить по их телам любые линии, что придут в голову… А потом они взяли бубен и стали просить публику искать смысл и сюжет! Все ухохотались! Опис…сь! Ах, какие же все молодцы! Фантазёры, Игроки! Таланты!
Ах, Младочка, как щемит душу твой смятый голос при прощании! Ничего, ничего… в мае, в Берне…»
Черский налил себе хереса. Он считал этот напиток лучшим аперитивом. Затем уже следовали коньяк, мартини, кальвадос. Ну, или шампанское брют…, белое или розовое вино. Но это, если случай особый: рядом дама «не брют», «белая» или «розовая» … Чуть-чуть…
И пока он готовил обед, и пока обедал, он продолжал вспоминать сегодня те три (да, три!) суматошных юбилейных дня… Вспомнил звонки-поздравления своих новых друзей… Тех милых интеллигентов, с кем недавно путешествовал. Пусть и отрывочно:
– Мафусаилова века! Я обожала всю свою жизнь талантливых мужчин! Все триста лет! Но таких, как вы, могу перечесть «по пальцам»! – страстно дышала в трубку Даниэла. Мона добавила спокойней:
