Собирание игры. Книга четвёртая. У Запретных Врат - страница 5
– Своим Даром, да и своими сомнениями, своей жаждой жизни… вы наполняете сосуд мудрости…, и даёте нам испить из него этот свежий нектар…
Он забыл какой именно «нектар» … Главное – свежий!
– Да, да! Дорогой мой Савва Арсеньевич! – это рвал трубку Алекс – Поздравляем! Обнимаем! Для такого долгого и нелёгкого путешествия, мой милый сталкер и «одиссей» … как поиск Истины и Гармонии нужны лёгкие крылья и «тяжёлые башмаки»!…
– Не бойтесь открывать объятия своего таланта людям, мой любимый Маэстро! Да, так легче вас распять… И художник знает это… Но вы, мэтр, умете сочинять такую музыку, что дарит здоровые мысли днем, грёзы вечером, фантазии ночью, надежды утром! Люблю, целую… Ваша Алёнка…
Матвей «сгенерировал» нечто оч-ч-ень умное:
– Не целей, и не смыслов взыскуйте! Оставьте эту блажь нам, философам! Ищите Вкуса и Меры… И это самый простой и хороший путь к Гармонии и Совершенству! Вперёд! Даю зелёный свет!
Красиво сказал Лёвка. Ясное дело – антиквар:
– Вы – старинная книга в костре страстей и озарений! Листы, обугливаясь, переворачиваются сами! Лёгкости и полноты вашим прометеевым трудам!
– Вы – редкий человек! Вы умеете стать больше самого себя! И быть разным! И быть равновесным… И, ха-ха, быть везунчиком! Если на чашу весов вам доведётся положить минуту счастья, а на другую время Судьбы, знайте –чаща «минутка» заставит подскочить Время! – Андрей Петрович знал толк в «везении» и, разумеется, во «всевидении» и «всеведении».
– Вы отныне «наш»! Мы теперь – «мы»! Витязю Савве Арсеньевичу Черскому – Слава! Виват! – чеканил слова Огнеслав.
– Вы – «свой»! Если все деревья зашелестят листвой, поднимется ветер! Мы – Сила Ветра! Вы, учёные и художники – «деревья»! – красиво и умно добавил Ратомир.
После ужина, никак не рассчитывая ни на плодотворные собственные размышления, ни (тем более) сочинительские потуги, Савва теперь либо читал, либо слушал. Более слушал: и классическую музыку, и классическую литературу (аудиокниги в исполнении любимых чтецов или актёров). Реже он смотрел любимые фильмы, и тоже, разумеется, классику либо советского, либо мирового кино. Ближе ко сну, когда мозг и чувства совсем уже притуплялись и требовали отдыха, он слушал либо григорианский хорал, либо пение буддийских монахов, либо горловое пение шаманов (с бубном или без), либо лёгкий джаз или блюз. Пока это была вторая, вечерняя, из примитивных практик медитации, которую после Японии Черский стал пытаться принять в свою жизнь. А первая (утренняя) была тоже связана с чтением того листочка текста на тему «Медитация па принятие себя». Утром, рано, сразу после сна, он совершал неспешный ритуал: зажигал свечу и, постукивая по поющей чаше, читал, заучивая наизусть этот текст… Сейчас, перед сном, он повторял лишь выборочно:
– Я чувствую, что охватываю весь мир…;
– Я принимаю необходимость этого воплощения как развитие кармической Связи… Я принимаю всю обусловленность моего этого физического тела…;
– Я принимаю двойственность этого мира; я принимаю закон о том, что здесь, на земле, в физическом теле невозможно достичь абсолютного счастья и справедливости. Любое проявление счастья ведёт к несчастью… и наоборот…;
– Я принимаю себя таким, каков я есть; Я – это я и во всём мире нет точно такого. В этом моя ценность…;
– Я принимаю факт жизни и смерти, как необходимый природный процесс для осуществления совершенствования души через цепь воплощений…;