– В приличных борделях за этим следят, – заметил Дисмас.
– На-ка, посмотри. – Дюрер подошел к комоду, вытащил стопку толстых листов и передал Дисмасу.
– Черт, – поморщился тот.
– Все еще собираешься в «Сады Эдема»? Я рисовал с натуры. Но близко не подходил.
Дисмас не без доли злорадства увидел, что на гравюре «Сифилитик» изображен ландскнехт, расфуфыренный, как обычно. Болезнь была в поздней стадии. Сочащиеся гноем мерзкие язвы покрывали лицо, руки и икры. Один зажиточный женевец, пораженный той же заразой, на коленях умолял Дисмаса добыть мощи праведного Иова, которого христианство определило покровителем сифилитиков. Также считалось, что помогает риза Богородицы.
– Я бы его пожалел, не будь он ландскнехтом, – сказал Дисмас, возвращая гравюру.
Дюрер поглядел на свою работу:
– Даже в этом плачевном состоянии он оставался спесивым говнюком. – Он спрятал листок и спросил тоном заговорщика: – А знаешь, у кого еще французка?
– У папы?
– Нет. У папы – поганый свищ. Нет нужды рассказывать, как он его заработал.
Дисмас скорчил рожу:
– И знать не хочу. А тебе-то откуда известно?
– Мне Рафаэль рассказал.
– Кто?
– Дис, твое невежество поистине не имеет равных. Рафаэль, живописец.
– Один из твоих итальянских дружков, что ли?
– А французка – у императора. И он от нее помирает.
– Это всем известно, – сказал Дисмас. – А последнюю новость слыхал? Он поехал в монастырь в Фюссене. Говорят, в ужасном виде, весь рот в язвах. Но черпал своей кружкой из общей чаши со всеми монахами, а им приходилось тоже черпать оттуда. Вот повезло-то, да? Ну, Максимилиан свое заслужил. Он развратник хуже Тиберия.
– Нельзя ли чуть попочтительнее? Он все-таки мой покровитель.
– Тогда найди себе другого покровителя. У меня вот, например, нет покровителей в гнойных язвах. – Дисмас вздохнул. – Мне что-то расхотелось в «Сады Эдема». А после нашего разговора, наверное, больше никогда не захочется. Но выпить надо по-всякому. Пошли.
Дюрер жил в Тиргартнертере, у подножия замка. Как обычно, приятели пошли в «Жирного герцога» и сели в углу, где потише.
Дюрер хандрил. Дисмас пил пиво, Дюрер – бренди, одну кружку за другой.
Вдруг он сказал:
– Если император действительно помирает, то мне нужен новый покровитель.
– Вечно ты переживаешь из-за денег. Ох, ради всего святого, ведь ты – Альбрехт Дюрер. С голоду не помрешь.
– А ты знаешь, сколько ртов я кормлю? Детей нет, но есть братец Ганс с семейством. И все как один прожорливы. И родственники Агнессы. И прислуга. И подмастерья. И покупка материалов. Поверь, я очень завишу от Максимилиановой пенсии. И от этих рук. – Он вытянул перед собой руки, словно для осмотра. – Все время немеют. А глаза? Что будет, когда я ослепну, а?
– В таком случае, может, тебе все же следует приукрасить портрет Фуггера? Я готов попозировать.
– А какое жалованье платят придворному живописцу? Ну, этому халтурщику Кранаху?
– Фридрих со мной это не обсуждает. Да и что тебе Кранах, Нарс?
– Говорят, он получает двести гульденов в год. Двести! Я за Агнессой столько приданого взял.
– Вряд ли ему столько платят. Но живет он недурственно, это да. Вдобавок, столуясь у Фридриха, голодным не останешься.
– Мне бы так. И это какой-то Кранах! Нет в этой жизни справедливости. Вот и приходится уповать на следующую.
– Слушай, сходил бы ты к мастеру Бернгардту.
– Этот банкир твой, что ли?
– Он гений. Дай ему гульден, он превратит его в дукат, а дукат – в алмаз. Благодаря ему мое состояние выросло в четыре раза.
