Собрание сочинений в 4 томах. Том 3, книга 2. Американский романтизм и современность - страница 46



. Героика американской революции и образ прославленного Вашингтона немало тому содействовали. Купер оставался верен этой «трудной задаче» (как он выразился в том же письме) и в своих дальнейших романах, не прибегая уже к постоянной помощи исторических событий и лиц.

Если американские критики оценивали роман с оглядкой на европейскую критику, то первая же русская рецензия на перевод «Шпиона» в 1825 г. отмечала несомненные достоинства книги: «Хотя в строгом смысле и нельзя назвать “Шпиона” новым сочинением Купера, но для русских читателей это в самом деле новость и, прибавим, – приятная. Они убедятся, что недаром сочинения Купера приняты с таким одобрением не только в его отечестве, но и в Англии и во Франции. Многие равняют их даже с сочинениями В. Скотта: это увеличено; но нельзя не сказать, что Купер, знаток человеческого сердца, умеет завязывать происшествия, умеет и описывать подробности»[102].

Литература американского романтизма была открыта в России и стала в какой‐то мере фактором ее собственного литературного развития весьма рано – в середине 20-х годов XIX в.[103] Русская литература и журналистика в значительной степени уже были подготовлены к восприятию романтизма Купера и Ирвинга. Произведения английских романтиков, переводившиеся с конца 10-х годов XIX в. и снискавшие популярность у русского читателя, способствовали проникновению в Россию первых книг Купера и Ирвинга.

Определенной вехой в истории американской романтической литературы в России стал 1825 год, когда в Москве вышел первый перевод романа Купера «Шпион», а в журналах «Московский Телеграф», «Новости Литературы», «Сын Отечества» сразу появилось несколько рассказов Ирвинга, в том числе знаменитый «Рип Ван Винкль».

Развитие романтических тенденций в русской литературе первой четверти XIX в., знакомство с книгами Байрона и Вальтера Скотта подготовили русского читателя к восприятию американских романтиков. Более того, знакомясь первоначально с романами Купера и рассказами Ирвинга во французских переводах и в переводах с французского, подобных тем, какие были в свое время посредниками в знакомстве с произведениями Вальтера Скотта, Радклиф и Байрона, русская журнальная критика рассматривала писателей США как продолжателей или даже подражателей писателям английским:

«Купер самый верный подражатель Вальтера-Скотта, и в истории известных нам литератур едва ли найдется подобный пример, чтобы подражатель так мало отставал от своего образца. Главнейшее достоинство вальтер-скоттовых и куперовых романов состоит в верном изображении нравов той эпохи, в которую романист помещает рассказываемое им событие»[104].

К началу 30-х годов Купер был уже хорошо известен в России. «Московский Телеграф» в связи с появлением в 1832 г. перевода «Лоцмана» счел необходимым выступить против переводов Купера с французского: «Имя Купера уже довольно знакомо нашей публике. Хорошо или дурно, однакож многие романы его переведены на русский язык. Перевод “Лоцмана” принадлежит к хорошим переводам, хотя несносные слова: “с французского” и могли бы предупредить читателя невыгодным для книги образом. Будем пока довольствоваться хорошими переводами с французского; необходимость современная сблизит наших переводчиков и с английскою литературою»[105].

Новейшее американское литературоведение предпринимает различные попытки пересмотреть проблему возникновения национальной американской литературы в стране, лишенной, в отличие от европейских государств, многовековой литературной традиции. Если в свое время Френо, Брайент, Купер, Готорн и другие писатели жаловались на отсутствие в Америке «романтической старины», то современные литературоведы США говорят об этом иначе.