В 1955 г. университет Чикаго выпустил книгу Ричарда Льюиса «Американский Адам». Автор начинает с пересмотра понятия «американец». «Новый человек» в Новом Свете, о котором писал еще Кревекер в своих «Письмах американского фермера», – это тот неиспорченный, «невинный Адам», подлинный американец, который отмежевывается от всех пороков и традиций, от исторического прошлого, чтобы в своей первозданной адамовой чистоте создать новый мир с новой культурой.
«Американец, – говорил почти два столетия назад Кревекер, – это тот, кто, оставив позади себя все старые традиции и предрассудки, приобретает новые обычаи в результате нового образа жизни, который он ведет, нового политического строя, которому он повинуется, и нового положения, которое он занимает в обществе… Люди разных наций слились в Америке в одну новую расу, чей труд и потомство приведут когда-нибудь к великим переменам в мире»[106].
Развивая этот тезис, направленный в свое время Кревекером против «старого порядка» в дореволюционной Европе XVIII в., Льюис применяет его ко всей американской литературе и создает свой миф об американском Адаме – герое литературы США.
Первым в этом ряду «американских Адамов» Льюис называет куперовского Натти Бумпо, прозванного Кожаный Чулок. Он объявляет его «героем в пространстве», лишенном времени. Подобно тому как герои «Моби Дика» действуют в просторах океана, так Кожаный Чулок выступает в безграничном пространстве лесов и прерий. А времени, оказывается, просто-напросто не существует в этих книгах. Льюис не признает социальной обусловленности героев пенталогии о Кожаном Чулке и пытается вывести Натти Бумпо за границы времени, в котором тот живет, или, в крайнем случае, соглашается поместить его «на самом краю времени, так что только его положение в пространстве одно имеет значение. Его естественная и изначальная среда, – характеризует Льюис героя Купера, – это пространство как таковое, как необъятная область проявления всех его возможностей»[107].
Единственное движение во времени, которое Льюис признает за литературным героем, – это его самообновление. Провозвестником такого движения в американской литературе (которое далее прослеживается у Торо, Уитмена, Фолкнера) Льюис считает Купера, проделавшего со своим героем долгое путешествие от старости и смерти в «Пионерах» и «Прерии» к дням его золотой юности в «Зверобое», где Натти и его друг, индеец Чингачгук, достигают полной свободы, «здоровой бодрости и невинности» и совершенно освобождаются от времени. Этот миф самообновления Кожаного Чулка составляет, по Льюису, весь смысл пяти романов и отражает мечту Купера уйти от своего времени, от стремления своих соотечественников создать на земле совершенное человеческое общество. Историзм пенталогии Купера остается за пределами исследования Льюиса, а реальное содержание романов заменяется мифотворческим.
2
Когда в начале 1823 г. Купер выпустил свой первый роман о Кожаном Чулке – «Пионеры», он едва ли думал, что напал на тему, разработка которой принесет ему мировую славу. Уже в «Пионерах» заложены две тенденции, ставшие определяющими во всем творчестве Купера. Это одновременно роман нравов и романтических приключений, соотношения дикости и цивилизации, природы и человека в тех специфических и неповторимых условиях, когда Америка переходила от периода колониальной спячки к бодрствованию и буржуазному прогрессу.
