Соль партизанской земли - страница 5

– Штейт ауф!.,

Дед, охая, поднялся, заковылял прочь, как побитая собака.

Волна ярости подкатила к горлу. «А-а, так вот ты как, подлец!» Я крепче прижал к плечу приклад автомата.

– Не стрелять, – свистящим шепотом приказал Лобецкий, сразу угадав мои намерения. – Голову сниму! Пошли!..

Мы двинулись обратно, к пастушкам, – нас уже поджидал Сапрыкин, вновь переодевшийся в десантную форму.

Лобецкий молча выслушал доклад разведчика. Сапрыкин выяснил, что в селе расположился штаб вражеской дивизии, крупные склады, разузнал расположение вражеских постов и, сверх задания, высмотрел место, где к селу, вплотную к крайним хатам подступал лес.

– Молодец, – одобрил Лобецкий. – А мост взрывать сейчас не стоит. Времянка – тол на него жаль тратить. Только всполошим противника.

За ночь мы добрались до своих, а утром наш батальон получил приказ уничтожить разведанный нами штаб и склады. Мы получили задачу, которую десятки раз отрабатывали еще в мирное время. Но тогда это была игра. А теперь нам предстояло повторить все по-настоящему, под вражьими пулями.

Следующей ночью мы вновь подошли к уже знакомому селу. На сей раз со стороны леса. Наше отделение в головном дозоре, вместе с нами шел Лобецкий. Меж деревьев, в легкой предрассветной дымке показались крайние строения села. Ближе к нам сахарными головами белели палатки. За ними – смутно поблескивали стекла в кабинах грузовиков, выстроенных аккуратным рядом. Чуть справа серело что-то огромное, накрытое брезентом. «Склад!» – догадался я.

Все это я в одно мгновение охватил взглядом. Но где же часовой? Ведь до палаток и до складов оставался какой-нибудь десяток метров! В этот момент прямо передо мной от дерева отделилась темная фигура – часовой, видимо, проспал наше приближение…

– Хальт! Вер ист да?

Я нажал спуск автомата. Коротко резанула очередь. Часовой упал.

– Гранаты! – раздалась звонкая команда Лобецкого.

Загремели взрывы. Полотнища палаток окутались дымом и медленно, как погашенные парашюты, осели на землю. Из-под них с воплями, в одном белье, отчетливо выделявшемся в утреннем сумраке, метнулись гитлеровские солдаты. Перебегая от ствола к стволу, мы подступали все ближе к складам и грузовикам… Гром очередей, грохот разрывов, бешеные слова команд, истошные крики и стоны – все смешалось в один нестройный рев. В глубине села тоже кишел бой – это действовала группа, специально выделенная комбатом Антрошенковым для захвата штаба.

Постепенно враг начал приходить в себя. На чердаке крайнего дома замерцала звездочка вражеского пулемета. Над головой защелкали разрывные пули. Я почувствовал, как у меня на спине резко подпрыгнула противогазная сумка. У последнего дерева ударил разрыв гранаты. Мелкие осколки обожгли шею – присев, я провел по ней рукой, вырвал из кожи крошечный осколок, – пустяки, царапина. Огонь гитлеровцев становился все гуще, из-за плетней, из-за хат били пулеметы и автоматы врага, раздавались хлопки винтовочных выстрелов, доносились отрывистые команды немецких офицеров.

Но было уже поздно. Горели, чадя черным дымом, вражеские грузовики, полыхали склады, стреляя струями искр. Ревело пламя над бочками с горючим. Десятки вражьих тел недвижно лежали на прелой лесной земле, неестественно повисли на плетнях, валялись на порогах хат, судорожно скрючились на полотнищах палаток.

– Отход! – раздалась команда.

Вместе с Лобецким, перебегая от дерева к дереву, мы двинулись в глубь леса. Мы уже отошли довольно далеко от села, уже встретились с группой, которая громила вражеский штаб, уже перевязали тяжело раненого десантника по фамилии Дедов и перезарядили диски автоматов. А стрельба позади все не утихала.