– Нет! – резко перебил я ее, и она успокоилась. – Я хотел бы заплатить за обед женщины за тем столом, – четко произнес я и жестом указал на стол, из-за которого только что вышел. К моему удивлению, собеседницы там не было. Я покрутил головой, но не увидел ее и в зале. « Испарилась. Она еще и летает», – думал я, но мои размышления прервала «монстр за кассой».
– Всю сумму будете оплачивать? – сказала она, заглядывая мне в глаза.
– А что, вы берете отдельно за суп, отдельно за кефир? – не скрывал я своего раздражения.
– Нет, беру за все сразу! – буркнула кассирша. – Она полгода кормит меня обещаниями, что заплатит, а я кормлю ее. И где благодарность? Ведь все мне говорят не давай, не давай в долг, а нет мне всех жалко… Она-то женщина очень хорошая, порядочная. Она мне помогла. Как только приехала к нам, так сразу же и помогла бескорыстно… Понимаете, в наше время и в нашем городе подыхать будешь- никто тебе руки не протянет… А она мне так просто взяла и помогла, отдала все, что имела. Но, господи, что она там имела… А вот помогла же… Она очень хорошая женщина, без этаких штучек и странностей, я уважаю ее за это, – говорила кассирша, отбивая указательным пальцем дробь на калькуляторе. Ее увлеченность расчетной суммой делало ее речь сбивчивой и противоречивой. Когда она закончила считать, она повернула ко мне калькулятор светящимся дисплеем с таким видом, как будто предлагала мне расплатиться за космический корабль. Понизив голос, спросила: «Ну, так что, всю сумму отдадите?»
Для меня этот расчет не представлялся космическим, сумма меня не разоряла. Я улыбнулся и достал бумажник.
…Я вышел на улицу. В лицо ударил морозный воздух и неприятная изморозь, которая падала с неба колючими иголками. Уборщица с огромной шваброй и тряпкой остановилась возле меня и развернулась лицом в сторону фасада. Было видно, что она осталась довольна своей работой, ликуя радостью от полученного результата. Щелочной раствор смыл пошлые рисунки неизвестного художника. Теперь на причинных местах колхозника и интеллигентки остались мутные разводы. Эти белеющие пятна привлекали не меньшее внимание, и с еще большей силой притягивали взор. «Дурдом какой-то!» – подумал я и зачем-то улыбнулся уборщице.
Дверь столовой с грохотом захлопнулась, и я понял, что там, в этом теплом помещении, пропитанном запахами кислой капусты, я оставил спокойствие и безмятежность, с которыми прожил полмесяца в командировке. Затворничество, на которое я так рассчитывал, когда подписывал договор с Хомичевым, надоело мне. Оно стало меня раздражать. Теперь оно казалось мне бессмысленным. Мне хотелось высказаться. Зная, что я не найду подходящего собеседника, я побрел на предприятие, предаваясь размышлениям с самим собой.
«Фантазер! Две недели рассматривал ее дырявые колготки, выискивал печать страдания на ее немытом затылке. Она только и тянет, что на старую кошелку. А сколько наигранного достоинства и спеси… Хотела удивить меня своей неординарностью, вешая лапшу на уши насчет своих обгрызанных ногтей… А раскрутила и сбежала, как обыкновенная воровка. Теперь понятно, почему ей не нужны деньги. Найдет такого вот дурака, прикинется жалкой страдалицей и берет все, что ей нужно… Но, черт возьми, вот это интуиция! Когда она поняла, что я клюнул на ее упитанный зад? Действительно, две недели назад я в первый раз увидел ее в этой забегаловке. А спустя четыре дня я заинтересовался ею настолько, чтобы таращиться и придумывать всякую душедробительную чушь… Но как она это поняла, каким из своих органов почувствовала мой интерес к себе? И когда успела поймать на себе мой сочувствующий взгляд? Может, сегодня, когда стояла у кассы, сквасив физиономию мученицы…».
