Она неохотно перевернулась на спину:
— Можно я буду лежать, пока ты смотришь? Совсем нет сил.
— Конечно, — он тепло ей улыбнулся.
Став человеком, Поля никак не могла научиться запоминать лица и разбирать, что они выражают. Ее учителем стал шестилетний Егорка, который с величайшей охотой корчил рожицы, изображая гнев, или грусть, или радость. Это не принесло ей большого понимания человеческой натуры в целом, но подарило хорошее понимание Егорки в частности.
А Даня был очень, очень сильно похож на него. Удивительная история двух братьев, которые почти не знали друг друга.
— Что с тобой такое, — спросила Поля, — почему тебе так хочется всем нравиться? Ты ведешь себя с людьми как Егорка, который выпрашивает щенка или пони.
Даня замер от неожиданности. Потом осторожно сел на краешек ее кровати:
— Как тебе теория о том, что в детстве я был лишен любви, а теперь выпрашиваю ее у кого попало?
— Брехня, — уверенно отрезала Поля. — Но вот что мне интересно: ты не боишься, что сегодня я в тебя влюблюсь, а завтра брошусь в пропасть на Гиблом перевале?
— О, я думал об этом, — оживился Даня. — Ты привязана к Егору, этого бы хватило для духов перевала, а ты все равно не отзываешься на их зов. Тут что-то другое.
— Мертвая старуха внутри меня? Ты серьезно?
— Так я и предлагаю — посмотреть. Если в тебе есть кто-то, оно обязательно отзовется. Я же разговаривающий с духами, помнишь об этом?
— Что мне надо делать?
— Ничего.
Даня склонился над ней — беспокойные глаза, прямая линия рта, непривычно серьезное выражение узкого лица.
И вдруг очередная улыбка — воркующий голос — звезды в черноте радужки.
— Иди ко мне, — позвал он нежнейшим из любовников, шепотом, вобравшим в себя и хороводы васс, и искорки гортов, и тьму шайнов, и густоту вьеров, и искры муннов, и жар анков, и надежность итров, и щедрость тьерров. — Я пришел к тебе с открытым сердцем, с добрыми намерениями, без оружия, без злого умысла, безо всякой корысти. Я пришел к тебе с любовью, я пришел тебе с голыми руками, без защиты и без брони. Иди ко мне…
Он что-то еще шептал, отчего у Поли кружило голову, перекувыркивало желудок, обхватывало горло, сбивало дыхание.
Он шептал — а она видела вершины гор, видела плачущие камни, видела, как цветы пробивают землю и раскрываются под солнечными лучами. Поля видела, где начинаются и заканчиваются реки, вспомнила, как родился этот мир, и богов, которые были еще такими молодыми. Дара — Мира — Лорн, Лорн — Мира — Дара. Жизнь, смерть, перемены. С кем ты захочешь играть?
Ей было хорошо. Ей было даже больше, чем хорошо, — ей было необыкновенно уютно, и смешно, и весело, и азарт тек по венам. Она была такой сильной. Она была такой беззаботной. Она была…
А потом все закончилось — больно и стремительно. Мир схлопнулся, яйцо треснуло, крик птенца разорвал тишину, и Поля едва не закричала тоже, но у нее вырвался только тихий волчий скулеж.
А Даню отбросило назад — он упал на кровать, скорчился, застонал, задрожал.
Казалось, его поглотил кошмар, казалось, на него набросились шайны, духи смерти.
— Эй, — Поля схватила за его плечо, — что? Как тебе помочь?
— Обними, — взмолился он едва слышно.
Ладно. Это она сумеет. Она сто раз обнималась с Егоркой. Они иногда даже спали вместе, крепко прижимаясь друг к другу под одеялом. В те времена, когда ему было шесть, а Поля только пришла в этот мир. Ей было так непривычно. Колыбельные, колыбельные, колыбельные. Она пела их все время, а люди смотрели с жалостью.
