– Уговорил, – сказал коню Соловей и завёл его в ветхий сарайчик, надеясь, что ветер не развалит эту постройку. Он снял с него седло и положил тут же. Сам же решил тоже улечься рядышком.
Стены сарайчика тряслись и скрипели. Ночь никак не могла полностью укутать во тьму лес, потому что молнии продолжали сверкать, озарять всё вокруг. Конь испуганно фыркал, ржал и топотал, но Соловей уже не обращал внимания, улёгся, сняв шлем и положив руки под голову.
Он уже успел крепко заснуть, как испуганное ржание коня разбудило его. Гроза уже стала сходить на нет – теперь гром стал немного тише, да и молнии поредели… Но конь весь дрожал, подскакивал на месте.
– Чего ты ещё беснуешься? – угрюмо пробасил Соловей, скосив глаза. – Успокойся уже, буря стихает…
Но он не унимался… И Соловей уже принялся сквернословить, но неожиданно услышал приглушённый звук. Протяжный. Будто рычала собака.
Соловей бесшумно подскочил, подхватив шлем. Он поднял палаш и медленно вытащил его из ножен.
Рычание усиливалось, стало предельно отчётливым – оно двигалось по улице, между избами. Прямо до места их ночлега.
Соловей пошёл на улицу, медленно ступая. Он зажал свой палаш таким образом, чтобы рубануть с плеча зверя, крадущегося к ним. Если повезёт, то таким страшным ударом – сверху вниз – он может разрубить его пополам. Ему уже случалось в жестоких боях отсекать не только руки и головы, но и половины туловищ. Кровищи лилось немерено!
Он подкрался к выходу и приготовился разить: Соловей пребывал в уверенности, что зверь идёт на их запах – конского пота и человеческой плоти, и приготовился бить…
Хриплое рычание, смешивающееся с тяжёлым дыханием, всё же добралось до входа в сарай…
До ноздрей Соловья донёсся чудовищный смрад разложения, которым этот зверь пропах.
Он принялся шарить по прохудившейся деревянной двери, пытаясь нащупать косяк. Яростно принюхивался, действительно, будто зверь…
Но Одихмантьев сын уже понял, что это не совсем зверь. Ещё до того, как дверь в сарай распахнулась, и конь начал беситься, забиваясь в угол с оглушительным ржанием.
Там стоял старик, чем-то напоминающий Осипа, только он ростом вышел пониже, да и борода у него не густо спадала, а лишь обрамляла щёки. В пустых глазницах старика Соловей увидал копошащихся червей, а оскаленные зубы его оказались кривыми и чёрными клыками. И клыков этих – полон рот!
Старик раззявил пасть и даже успел вытянуть одну руку – с отросшими жёлтыми ногтями – прежде чем Соловей-разбойник рубанул его. Удар оказался неимоверной силы!..
Лезвие с хрустом вошло в живой труп, перерубив ему ключицу. Оно дошло до середины груди перед тем, как остановилось.
С глухим рыком вурдалак попятился назад, под вспышки молний.
Соловей рассмотрел его хорошо за эти несколько мгновений – одежда вся истлела на нём до чёрных лохмотьев, только лапти более-менее сохранились. Но сдаваться враг просто так не собирался и снова шагнул внутрь сарая.
Соловей отскочил назад, подхватывая с земли уже ятаган, вырывая и его из ножен резким движением… Но в ход пустить не решился.
Мертвяк подходил, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, надсадно дыша.
– Да в тебе ж и духа нет, куда ж ты топаешь! – горячо воскликнул Соловей и принялся отступать, пока его метущийся конь не оказался уже за спиной.
Вурдалак, по-видимому, наступал с той скоростью, с которой мог, и никак не мог настигнуть свою жертву… Но отрезал путь к выходу он твёрдо.
