Сон выдр - страница 13



Эмили присоединяется ко мне, мешая потоку едких мыслей снова закрутиться в моей голове. Она протягивает мне банку. Я делаю большой глоток, наслаждаясь свежестью «Спрайта». Только сейчас понимаю, как меня мучит жажда. Я пью слишком быстро и закашливаюсь, как мальчишка, торопящийся допить свое первое пиво. Эмили улыбается.

– Осторожней, вдруг в голову ударит, – полусерьезно говорит она.

– Бывало и похуже. – Я говорю это в шутку, но вижу, как она колеблется, прежде чем ответить:

– Не сомневаюсь.

Судя по всему, так Эмили дает понять, что в курсе общеизвестных деталей моей жизни. Иронично, как люди считают, будто знают кого-то, раз прочитали о нем десяток статей. Я молчу, потому что Эмили не заслуживает моего презрения и потому что не желаю обсуждать те мутные области своего существования, о которых она понятия не имеет. Пока Эмили делает свой глоток, я вдруг спрашиваю:

– Что, больше меня не ненавидишь?

Она давится и несколько минут откашливается, прежде чем у нее получается отдышаться.

– Осторожней, вдруг в голову ударит, – возвращаю ей ее фразу.

Эмили весело смотрит на меня. Та-ак, а у лисички все же есть чувство юмора. Приятное открытие.

– Чтоб ты знал – я тебя не ненавидела.

– А чего тогда игнорировала?

– И не игнорировала. Присматривалась.

– Зачем?

Она делает глубокий вдох и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.

– Чтобы понять, что ты делаешь здесь, в пиццерии. Скажем так, я скептически отнеслась к твоему выбору работы.

– То есть в глубине души ты меня осуждаешь?

– А это не синоним «оценивать»?

– Нет, судят обычно с негативным оттенком.

Чувствую, она собирается защищаться, но потом выпрямляется и видит по моему лицу, что я ее подначиваю. Тогда губы Эмили расплываются в широкой улыбке, обнажая небольшую щель между передними зубами. Прекрасная улыбка, она буквально освещает лицо лисички.

– Ник – большой друг нашей семьи, – наконец поясняет она. – Мне хотелось удостовериться, что он не ошибся на твой счет. Но не думай, будто ты такой особенный, я ко всем незнакомцам отношусь с подозрением.

– Я вовсе не особенный, это факт.

Еще одна улыбка. Я молча ей любуюсь, а затем прибавляю:

– И что склонило чашу весов в мою пользу?

Эмили задумчиво меня рассматривает.

– Мне показалось, ты всерьез отнесся к работе. Затем я сказала себе, что это не мое дело, почему ты здесь оказался, видимо, на то есть причины, и они не обязательно плохие. Ну а когда я увидела, как ты стоишь у мойки, бледный, как смерть, то захотела тебе помочь. Решила, тебе освежиться не помешает.

– Не уверен, что «Спрайт» настолько полезен, но все равно спасибо.

– Вообще-то я тебе тогда пиво предложила. Было бы лучше.

– Как сказать…

Она смотрит на банку в моей руке, потом снова мне в глаза.

– Черт, прости, я не подумала об алкоголе.

– Мы почти чужие, откуда тебе знать, что мне можно, что нельзя. Хотя я… публичная личность.

– Точно. Хотя это странно, да?

– Что?

– Что мы чужие, но я все равно что-то знаю о твоей жизни.

– Вряд ли что-то существенное.

– Верно. Только сплетни. Ты понял, о чем я.

– Да уж. Интересно было?

– Ну так, наполовину. В интернете особо выбора нет. Видишь заголовок, переходишь по ссылке, а везде примерно одно и то же.

– И что ты прочла?

– Самое основное.

Она колеблется. Наверное, вспомнила содержание статей и поняла, что наш разговор рискует стать ужасно неловким. Договариваю вместо нее:

– «После смерти квебекского режиссера Матье Суррея его брат Джейк влип в публичный скандал»; «Джейк Суррей: От света к тьме»; «Джейк Суррей попал в ад наркозависимости: выберется ли он из него?»; «Джейк Суррей неожиданно обнаруживает в себе талант посудомойщика…»