– Костя, пойдем домой, – просила она.
– Что мне делать с тобой дома, Таська? – удивлялся он. – Разговаривать нам не о чем: у тебя ж три коридора образования. Вообще, посмотри на себя: ни кожи ни рожи! И как я на тебя полез-то? Чего ты стои́шь? Глазами коровьими своими лупаешь… О! Алена! Привет, – вдруг заметил он меня.
– Здравствуй, Костя, – отозвалась я. – Ты что, вернулся?
– Ага! Ух, какая ты стала! – беззастенчиво осматривал он меня. – Я тогда сильно погорячился, может… – Он попытался обнять меня, намекая на возобновление отношений.
– Такая я стала только благодаря моему мужу, – брезгливо вывернувшись из объятий, сказала я. – Женщина – это зеркало своего мужчины. Отражает его внутреннее устройство. А это твоя жена?
– Ну, как жена… – замялся он, стыдливо косясь на Тасю.
Как же мне было жалко эту несчастную женщину, угодившую своим искренним чувством в эту ловушку пустословия, нелюбви и обмана…
– Очень приятно было познакомиться, Таисия. Прощай, Костя, – я повернулась и пошла к спешащему мне навстречу Алексею…
Алена улыбнулась уголками губ своим воспоминаниям. Дверь в палату приоткрылась.
– Аленушка, а вот и я. – В палату вошел бодрый и веселый Алексей Михайлович, только в глазах его плескалось спрятанное беспокойство. – Ну, как ты сегодня?
Она улыбается и кивает, показывая, что все хорошо, а он продолжает рассказывать, как будто боится, что, если он замолчит, все исчезнет и безмолвное стерильное пространство палаты снова заполнится неизвестностью и ужасом ожидания.
– А я, пока шел к тебе, промок, что тот цуцик. Зонтик дома оставил на тумбочке. Спасибо Машеньке, медсестра такая большеглазая, ты помнишь ее? – он вопросительно взглянул на супругу. – Она, доброе сердечко, полотенце выдала и чаю налила. А я тебе конфеточки принес к чаю.
– Ты вот сказал про Машеньку, и так мне чаю захотелось свежего горяченького с конфеткой, – она даже зажмурилась от своих слов.
– Сейчас все будет, один момент. – Он сложил принесенные пакеты на тумбочку у кровати и скрылся за дверью…
На столе лежат конфеты и пирожные. Цветы стоя́т в старомодной пузатой вазе. Из соседней комнаты раздаются веселые голоса, слышны шутки. Я сижу у зеркала и смотрю на свое отражение, слезы струятся из глаз. Дверь в комнату открывается, и входит мама. Она и я похожи друг на друга, как фотокарточки с разницей в 25 лет.
– Доченька, кто тебя обидел? Ты плачешь? – Встревоженная мама подходит ко мне и, усаживаясь рядышком, обнимает меня.
– Мама, я так Костика люблю. Вот прям умереть готова, а он уехал. А тут этот свататься пришел.
– Вот и выросла ты, моя девочка, – слегка улыбнулась мама. – Уже женихи один перед другим ходят. Эх, жалко, что твои родители не видят, какая ты красавица.
– Мам, делать-то что? – в отчаянии зашептала я.
В комнату заглянули, но мама замахнулась на дверь, и та тихонько закрылась.
– Знаешь, когда твой папа пришел свататься к твоей маме, твоя бабушка, наша мама, сказала фразу одну. Я тогда не совсем поняла ее, а сейчас думаю, что очень это правильные слова. – Она убрала с моего лба пряди растрепавшихся волос. – Жить без любви очень сложно. Когда-то ты будешь видеть все достоинства мужа, но они станут раздражать тебя до зубовного скрежета. А жизнь к тому времени так тесно переплетет вас, что разорвать этот узел станет невозможно.
– Спасибо, мама. – Я смахнула слезы. – А я вот иначе сейчас подумала.
