– И что ты подумала? – с любопытством спросила мама, беря меня за руки.
– Я думаю, что в любви легче всегда тому, кто меньше любит. Тому, кто любит сильнее, – обиднее, больнее и все хуже. Алешка же, по сути, неплохой парень? Не противный?
– Ну, не противный, – улыбнулась мама.
– Любит меня так, что против семьи пошел. А мать его, мы-то знаем… Значит, всю жизнь за меня горой будет. А что Костик? – я порывисто вздохнула.
Мама остановилась в дверях. Повернулась и задумчиво посмотрела на своего взрослого уже, но такого растерянного перед сложным выбором ребенка. И любой совет тут будет только во вред. Как бы ни было больно – пуповина между родителями и детьми должна быть разорвана.
– Но решать все равно тебе! Чтобы я тут не наговорила, – сказала и вышла из комнаты к гостям…
Дверь открылась, и в палату снова вошел Алексей с подносом, на котором сверкали фарфоровые чайные чашки с уютным изображением гусей, явно принесенные из дома.
– Ты представляешь, – весело начал он, – насилу чайничек нашли. Время сейчас такое странное. Быстрое такое, только успевай поворачиваться. Чай только в пакетиках на ниточках, все на скорости, на бегу, а я знаю, что ты основательно любишь чаевничать. У завотделения только и нашелся чайник заварочный.
– Алешенька, помоги. – Она попыталась сесть в кровати, но из-за слабости не смогла и вновь упала на подушки.
Алексей тревожно рванулся к ней, чашки на подносе, звякнув, опасно наклонились.
– Ну что ты? Что так всполошился? Ставь вот сюда, на тумбочку, – успокаивающе произнесла больная.
– Аленушка, ты только не нервничай. – Мужчина приподнял подушки, усаживая жену. Налил в чашку черный чай. – А давай я тебя с ложечки напою? Ты уже на поправку идешь, но все равно слабенькая еще.
– Совсем как маленькую? – вскинулась она, с негодованием отодвигая руку мужа.
– Как маленькую, – улыбнулся Алексей Михайлович. – Ты же всю жизнь для меня – моя маленькая девочка.
– Ну тогда ладно, – смягчилась Алена, – конфетку не забудь.
Он развернул ей конфету и поднес к губам чайную ложечку с чаем.
– А помнишь, как мы чаевничали?
Она отхлебнула чай, откинулась на подушку и кивнула.
– А помнишь, как я пел?.. «Милая моя, солнышко лесное…», – запел Алексей. И Алена прикрыла глаза…
В комнате за круглым столом сидим мы с Алешкой. Здесь же Алешкина мама, Серафима Андреевна, и ее подруга, такая же молодящаяся дама, рядом с которой, опустив плечи, уткнулась носом в тарелку худая, нескладная девушка в старомодной блузке и нелепых каких-то очках. Они ей явно велики и постоянно норовят свалиться в тарелку, а она поправляет их нервным движением рук. Она вообще старается двигаться поменьше, чтобы не обращать на себя внимание.
– Ой, как же хорошо, – восклицает подруженька, – пироги такие вкусные, Фимочка, рецепт запишешь?
– Конечно, запишу. – Свекровь недовольно смотрит на молодую сноху.
Я старательно улыбаюсь, не теряя еще надежды найти общий язык с царственной хозяйкой дома.
– Дочка моя – хозяюшка такая, так печь любит. А такого вот рецепта не пробовала.
Катя, нервно вздрогнув, кидает затравленный взгляд на мать и поправляет очки.
– Катюша, это же так чудесно, что вы тоже любите готовить, – я вежливо улыбаюсь этой зажатой в тиски материнской заботы девушке, – вот этот вот пирог очень прост, но есть один маленький секрет…
Серафима резко, со звоном, ставит чашку на стол.
– Пора уже сменить тарелки. Алена, пожалуйста, позаботьтесь, – железным, не терпящим возражений тоном скомандовала она.
