Плохо было то, что я ненароком дала Карену ложную надежду, ведь все те проявления чувств, которые нельзя было спутать с обычной актерской игрой, парень наверняка принял на свой счет. И не он один дал неправильную трактовку моему странному поведению, очень похожему на состояние влюбленной по уши наивной девчонки. Подружка улыбнулась мне с особенным намеком, и вроде подмигнула, или ей ресничка в глаз попала.
От дотошных дружеских выпытываний меня избавила баба Груша. Хозяйка “маленького леса” по-настоящему выручила своим артистичным появлением в быстро пустеющем саду, из которого уносили последний штатив.
– Вы слышали, милки? – и тут мне сразу представился школьный мелок, которым писали на доске. – В округе новое происшествие.
Старушка в коричневом полушубке и серой пуховой шали пробиралась через искусственно наметенные сугробы. Бахромчатая шаль повисла у нее на руках, делая похожей на неуклюжую сову. Она словно взмахивала крыльями, переваливаясь с боку на бок.
– Что у вас опять стряслось, Аграфена Гавриловна? – с недоверием спросил режиссер.
– Только бы в деревню не пришел из леса медведь-людоед, – опасливо замялся сценарист. – Мы знаем, что про загрызанного почтальона не враки. В райцентре все подтвердили.
– Медведя не видали, – успокоила баба Груша. – А зверь доселе невиданный по околицам бродит. В дома захаживает.
– Что еще за зверь? – скривил губы оператор. – Очередная ваша больная старческая фантазия от маразма?
– Полегче, Сереж, – осадил его Аркадий Натанович. – Придет время, и сам на пенсию выйдешь.
– Мы слушаем вас, Аграфена Гавриловна, – примирительно улыбнулся сценарист. – Рассказывайте, что за зверь. Рысь или росомаха?
– А ни то и ни другое. У нас тут сроду никто не видывал этаких чудных зверей, – старушка поправила шаль, завязала концы. – Похожа на крысу, а ростом с бобра, и полосатая вся как мой рыжий кот. Тракторист Федька, который с войны глухой на одно ухо, вчерась ее увидал. Иду, говорит, по околичной тропке, гляжу – сидит неведома зверина, еловую шишку шелушит и черными глазенками зыркает. Никого не боится. Я шикнул на нее, а ей хоть бы хны. Знай вылущивает семечки. Только как шапкой замахнулся, она и дала деру в лес. А сегодня с утра эта же тварь побывала у Ефросиньи на кухне. Все кастрюли пооткрывала и в них порылась, а крынку со сметаной вовсе разбила, смахнула со стола. Младший из Фроськиных сыновей ее увидал и хотел изловить. Бегал за ней с ведром, а она шасть в подпол и оттуда через дырку на улицу. И вот прямо сейчас я захожу к себе в избу, а там эта полосатая скотиняка сидит на тумбочке, залазит лапой в банку с яблочным повидлом и облизывает. Я ее со страху шуганула, и она прямо мимо меня унеслась на задний двор.
– Ну, это не опасный зверь, – сценарист вздохнул с облегчением. – Не медведь-людоед. Я думаю, ондатра или нутрия цветной породы убежала с шубной фермы.
– Вась, а чем ондатра от нутрии отличается? Или это одна и та же животина? – полюбопытствовала помощница режиссера.
– Нет, не одна. Слушай, Арин, – сценарист отвел ее в сторонку и начал объяснять разницу.
– Бабы по деревне сплетничают, что жена председателя колхоза посулила награду тому охотнику, который сможет выследить и подстрелить неведому зверушку, – рассказала Аграфена Гавриловна. – Очень ей хочется сделать из полосатой шкурки воротник.
“Жестокие люди, – подумала я, – полосатая ондатра или нутрия никого не трогает. А кто не любит сладкое? Ее можно понять”.
