Спаси и сохрани. В объятиях власти - страница 12

В одном месте, где дорога проходила по широкому мосту через глубокий, поросший деревьями и кустарниками овраг, склоны которого переходили в каменистые горы, тоже поросшие деревьями, неожиданно выглянуло солнце, моментально всё преобразив, словно улыбка мрачнее лицо. Оля схватила фотоаппарат и попросила Володю остановить машину.

– Здесь останавливаться нельзя, – бросил он, не сбавляя скорости. – Могу остановиться за мостом, если хотите.

– Ой, что вы, не нужно. Простите, я не знала, что здесь запрещена остановка.

Вскоре опять потемнело небо, и пошел мелкий дождь.

Машина остановилась, Козлов и Володя выскочили одновременно из машины и, перебежав перед ней дорогу, поменялись местами. Графов заключил из этого, что Козлов лучше водит машину. Но таксистом ему работать нельзя, подумал он, не всякий сядет в его машину.

Машина пошла после этого быстрее, несмотря на дождь. Графов взглянул на спидометр, обратив внимание, что скорость перешла стокилометровую отметку.

– Не большая скорость для дождя? – спросил он.

– Для такой машины нет, – ответил весело Козлов. – Но, если боитесь, можно и сбавить. Отвыкли от скорости на наших колымагах?

– Почему отвык? На своей «Волге» я и больше выжимаю, – возразил Графов и почувствовал, как жена сдавила ему руку. – И никакая она не колымага. Надежная машина для наших дорог и сервиса.

– А на других, я имею в виду иностранные марки, вам приходилось ездить?

– Приходилось, но это не отразилось на моей любви к «Волге».

Пальцы жены опять зашевелились в его руке.

– На каких машинах?

– Не помню. Они для меня все одинаковые, а «Волга» одна.

– В каких странах вы ездили на машинах?

– В Финляндии и в Канаде, где я работал в длительных командировках, приходилось водить и во временных поездках в Европу. А в Африке, Южной Америке и тем более в Юго-Восточных странах водить не рисковал, там без местного опыта сразу попал бы в аварию.

Больше Козлов не спрашивал, чем очень обрадовал Олю. Обычно муж не распространялся о своих командировках в другие страны, которых она как-то насчитала около тридцати, А тут зачем-то решил о них рассказать. Графов, конечно, помнил машины, на которых приходилось ездить. Среди них были и очень понравившиеся, например, Додж Кадиллак, Малибу и особенно Мазда, но ему не хотелось давать в обиду свою «Волгу», сколько раз выручавшую его дома в бездорожье.

И вдруг после долгого молчания Козлов запел, сначала совсем тихо, что даже слов не было слышно, затем чуть громче. Голос у него был чистый, ближе к тенору, довольно приятный. Пел он русскую народную песню, которую Графов не слышал целую вечность, про доброго молодца, которому во сне привиделось, что ему отрубили буйную голову, покатившуюся по траве. Песня была тянучая, с завываниями, повторами, и под нее хорошо думалось и дремалось. Оля прижалась к мужу и притихла. А сам он мысленно подпевал и представлял этого красивого, как Володя, молодца на резвящемся коне, и страшного, как Козлов, есаула, вспомнил вдруг свою первую и последнюю езду верхом на лошади в деревне у деда. Ему было лет одиннадцать, а может, и того меньше. В компании с мальчишками он купался до темноты, а потом они побежали на выгон к лошадям. Ему помогли взобраться на одну из них, – он и сейчас помнит ее тугой вздрагивающий живот, – кто-то шлепнул по ней рукой, а может, она сама поскакала вслед за другими лошадьми. Он помнит только, как подпрыгивал на ее широкой спине, чудом удерживаясь, пока не догадался лечь ей на шею, вцепившись в гриву. И тут она поскакала галопом, и его уже не бросало с бока на бок, и он попытался гордо выпрямиться, крепко держась за гриву, как другие, не держась за нее и даже подняв обе руки. Ему удалось лишь приподнять голову, и чувство радости, что он, городской мальчишка, побаивавшийся до сих пор лошадей, скачет наряду со всеми, охватило его, и он закричал от восторга, влившись в крик других. Чтобы убедиться, что он не последний, так как ему страсть как не хотелось быть последним, он обернулся и увидел, что за ним гонится есаул с высоко поднятой шашкой, быстро нагоняя. Есаул был в белой рубашке с галстуком, огромный, лысый, как тыква. «Это я, Графов, – хотелось крикнуть Графову, – я еду к вам работать», – но слова застряли у него в горле. Когда есаул был совсем близко, Графов с ужасом увидел, что в руке у него не шашка, а извивавшаяся змея с длинным жалом. Лучше уж шашка, мелькнуло у него, и в этот момент змея метнулась к нему. Он успел выбросить навстречу ей руку и схватить за голову. Но то ли она была слишком тяжелая и сильная, то ли он потерял равновесие, держась за гриву лошади одной рукой, он не удержался, скатился с лошади на землю и в тот же самый момент почувствовал укус на щеке. Он вскрикнул, увидел лицо жены, отчего ему стало невыносимо хорошо.