Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года) - страница 18

Кулик, конечно, поглупее Буденного будет. Но и пополезней – одно удовольствие использовать его в темную. Поговоришь с ним, намекнешь о чем-то, он это подхватит, разовьет – тут и бери быка за рога, делай вид, что согласен с "его" мнением…»

Прошлой зимой Сталин принял решение о модернизации артиллерии. Полевой, танковой – всякой. Война, если и начнется, то не раньше сорок второго, а к тому времени у немцев будут другие танки, не хуже наших. Это сейчас КВ да Т-34 должны пробивать лобовую броню их танков с полутора километров, оставаясь в полной безопасности, пока дистанция не сократится метров до пятисот^>38… Долго это продлиться не может, полагал Сталин и решил усилить танковое (да и противотанковое) вооружение.

«Но инициатором этой кампании ему быть не следовало, да и аргументы должны быть другими – поглупее, что ли. Нельзя было раздражать Гитлера, приковывать его внимание к советской программе перевооружения, толкать его на невыгодные нашей стране шаги – от попытки создать "сверхтанки" (а что, хороших инженеров в Германии – а также в Чехии, Франции, Австрии, Бельгии, Голландии – хватало, могли бы и справиться с этой задачей), до превентивного удара по СССР. Гитлера советские действия должны были не настораживать – забавлять. А кто у нас самый забавный?

Так что выбор Кулика в качестве инициатора программы модернизации артиллерии был предопределен. Вызвал я его к себе, намекнул ему о каких-то данных разведки: дескать, немецкая армия в ускоренном темпе перевооружается танками со ста миллиметровыми пушками, с броней увеличенной толщины и повышенного качества – что первым в голову пришло, то и сказал. В общем, воодушевил маршала…

И воодушевленный Кулик все это пересказывал другим, говорил с умным видом, что против таких немецких танков вся наша артиллерия калибров сорока пяти – семидесяти шести миллиметров будет неэффективной. И предложил (от себя, конечно) снять "устаревшие" пушки с производства и начать выпуск ста семи миллиметровых, в танковом варианте в первую очередь. А когда ему стали возражать – данные разведки были у всех (в части касающейся, конечно) – стал ссылаться на Сталина. Но ему, конечно, не все верили, мол, Сталин тут не причем. Особо активным в этом споре был Ванников.^>39

Имел право спорить, он – нарком, а Кулик – всего лишь замнаркома. Посему Ванников мог себе позволить публично сомневаться в истинности сведений начальника главного артиллерийского управления РККА о том, что немцы смогли обеспечить "такой большой скачок в усилении танковой техники".

Умный, конечно.... Только почему не учел, что Кулик ничего от себя в принципе говорить не может? Хотя, глупость нести каждый способен, может, потому и принял он эту глупость за инициативу самого маршала», – Сталин слегка повел плечами и стал вспоминать, как мешал ему нарком в реализации намеченного.

Пришлось его вызвать в начале 41-го, показать докладную записку Кулика (тот за любое дело брался с бульдожьей хваткой, да и писучий был, за что и держали), внимательно (для вида) выслушать его возражения и, опять же для вида, создать комиссию во главе с Ждановым – тот как раз в его кабинет вошел. Мол, "ты у нас главный артиллерист, вот и возглавь комиссию". Жданов тогда еще сказал: "Ванников всегда всему сопротивляется, это стиль его работы". А сам Сталин в конце разговора бросил: "107-миллиметровая пушка – хорошая пушка…