Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера. 1929–1941. Книги 1 и 2 - страница 61

. Ссыльным, пережившим этап в холодных и темных вагонах для скота, в которых их привезли в тайгу, пришлось проводить первую зиму в палатках или под открытым небом [451]. Они участвовали в строительстве Магнитогорского металлургического комбината, Челябинского тракторного завода и прочих витрин пятилетки. На тех же стройках пытались найти пропитание, навлекая на себя обвинения в «просачивании», самораскулаченные и крестьяне, лишенные имущества, но не сосланные [452]. Заместитель уполномоченного ОГПУ по Восточной Сибири сообщал о массовых побегах и из спецпоселений, причем в качестве причин побегов назывались «тяжелые бытовые и продовольственные условия», а также «эпидемические заболевания, высокая смертность среди детей». По его словам, в спецпоселениях царила «невозможная грязь» [453].

В то же время предполагалось, что государство поможет с проведением очередного сева – первого в условиях преобладания колхозов и совхозов [454]. Согласно пятилетнему плану, урожай в 1931 году должен был составлять 96 миллионов тонн, а в конце 1930 года объем грядущего урожая оценивался в 98,6 миллиона тонн, что было намного больше, чем самые богатые дореволюционные урожаи [455]. Однако в 1931 году за холодной весной последовала летняя засуха, и это сочетание стало фатальным ударом для казахских степей, Сибири, Урала, Поволжья и Украины [456].

Сталин получал предупреждения об отставании с подготовкой к севу и о нашествии саранчи и приказал принять меры, но, судя по всему, режим не осознавал масштабов бедствия [457]. 27 мая 1931 года Калинин писал находившемуся на отдыхе Авелю Енукидзе, секретарю ЦИКа, о небывалой погоде в Москве («Прямо жаркий юг, дожди редки и коротки»), но все же утверждал, что «по всем данным урожай должен быть хорош» [458]. Он не написал ни слова о катастрофическом сокращении поголовья тяглового скота (забитый скот не потребляет хлеба, но в то же время его нельзя использовать для пахоты) [459]. Особенно тяжелая ситуация сложилась в Казахской АССР (входившей в состав РСФСР), где режим с целью преодоления «отсталости» решил принудить кочевников к оседлой жизни [460]. Этот регион был главным поставщиком мяса для страны, но туда сослали несколько сотен тысяч депортированных кулаков, еще сильнее сократив размер пастбищных земель и увеличив число едоков в автономной республике. Государство забирало себе такую большую долю выращенного там хлеба, что скотоводы и их стада фактически обрекались на голод [461]. В Москву поступали сообщения о значительной смертности среди казахов от голода и о массовом бегстве населения в Узбекистан, Сибирь, Туркменистан, Иран и Китай в поисках пропитания [462]. Лишь горные территории Дагестана могли сравниться уровнем смертности и эпидемий с тем, что снова началось в Казахской автономной республике, регионе больше Западной Европы, в 1931 году [463].

Между тем нормирование в городах тонуло в бюрократическом болоте, в то время как инвестиции в жилищное строительство, здравоохранение и образование велись по остаточному принципу. Сталин участвовал в совещании хозяйственных руководителей (22–23 июня 1931 года), присутствуя на нем и в первый, и во второй день [464]. В экспрессивном заключительном выступлении он сделал упор на безусловном выполнении плановых заданий, в то же время перечислив шесть условий индустриального развития, включая назначение на руководящие должности выпускников вузов и заводских рабочих, и отметив, что «ни один господствующий класс не обходился без своей собственной интеллигенции» – под этим эвфемизмом имелась в виду зарождавшаяся советская элита. В число других перечисленных им условий входили расширение торговли и дифференциация окладов трудящихся с целью стимулирования производительности. «Социализм, – заявил Сталин, – есть систематическое улучшение положения рабочего класса», без чего рабочий «будет плевать на ваш социализм»