«Дмитрий Фёдорович, нас просят погрузить ещё раненых, учитывая положение в городе после вчерашней бомбёжки и эвакуации почти всех госпиталей. Можем ли мы ещё принять людей и где можно их разместить?», – обратилась к капитану санитарного парохода Чевесу начальник санитарного судна 30-летняя врач из Саратова капитан медицинской службы Горшкова.
«Клавдия Ивановна, я уже взял больше положенного на целую сотню с лишним людей. Учитывая критическую ситуацию, я могу взять на борт только легкораненых. Прошу вас проследить за тем, чтобы они размещались на открытых палубах, а также на носу и корме. У меня не только все залы и каюты заполнены тяжелоранеными людьми, но даже в коридорах судна они лежат, ограничивая проход. Это опасно, ведь мы пойдём на прорыв в Камышин после полудня, а в воздухе почти постоянно висят фашистские стервятники. Менее месяца тому назад мы уже подвергались налёту немецких самолётов, когда шли из Сталинграда в Астрахань. Нам повезло, потому что я энергично маневрировал, и мы избежали прямых попаданий авиабомб. Но немецкие истребители снизились до малых высот и стали расстреливать наш пароход из пушек и пулемётов. От их атак я не мог увернуться. Некоторые наши раненые были убиты или повторно ранены. Я был вынужден пристать к берегу, чтобы высадить раненых», – ответил капитан.
«Хорошо, Дмитрий Фёдорович, я прослежу за их посадкой и распоряжусь, чтобы они размещались только на палубах, носу и корме», – ответила Клавдия Горшкова.
Сначала генерал фон Виттерсгейм увидел чёрный стелящийся над водой дым из трубы парохода. Когда контуры его стали видны чётче, он разглядел в бинокль большой красный крест, нарисованный на левом борту парохода, а также флаг с красным крестом над капитанской рубкой. Судно было госпитальным. Он увидел на палубах людей, которые также были на носу и даже на крыше парохода.
«Оберштурмбанфюрер СС Шольц, у вас всё готово? У вас не дрогнет рука расстрелять русский пароход с ранеными?», – спросил генерал фон Виттерсгейм.
«Танки выстроены вдоль берега для стрельбы прямой наводкой. Артиллерия тоже готова и ждёт вашего приказа открыть огонь, герр генерал. Кроме того, учитывая небольшую дистанцию стрельбы и открытое пространство до цели, я приказал миномётчикам поупражняться и потренироваться в стрельбе по этой старой калоше. Пулемётчики тоже заправили пулемётные ленты и готовы открыть огонь в любую минуту. Мне неважно, что это госпитальный пароход, идущий под флагом «Красного Креста». Для меня важно, что это русский пароход, и я готов его расстрелять. Чем решительнее и беспощаднее мы будем действовать в битве с русскими, тем быстрее добьёмся победы над ними», – ответил Шольц.
«Молодец, Шольц! Другого от вас я не ожидал. Приказываю вам открыть огонь по нему», – промолвил фон Виттерсгейм, продолжая рассматривать пароход.
«Есть, господин генерал!», – крикнул Шольц.
Спустя полминуты раздался залп орудий пяти танков T-IV. Один из 75-мм снарядов угодил в корму и сразу вывел из строя рулевое управление парохода. Это роковым образом повлияло на судьбу санитарного парохода, ибо капитан лишился возможности маневрировать и избегать попаданий вражеских снарядов. Другой 75-мм танковый снаряд попал в топливный бак парохода, и после его взрыва начался сильный пожар. Единственное, что мог сделать капитан, чтобы выйти из зоны обстрела, дать резко полный ход. Команда бросилась тушить пожар, но близкие разрывы снарядов второго залпа у борта поразили героических речников осколками.
