Сто два года - страница 6
Вдруг прямо на туфли падают розовые кружевные трусики. Лопнула резинка. Трамвай ахнул. Мы с сестрой замерли от ужаса. Папа молча отвернулся к окну. А что же мама? И бровью не повела, переступила через упавшие трусики, взяла нас за руки и: «Володя, выходим», – вышла на ближайшей остановке. Мы с Ирой, конечно, заверещали, стали обсуждать немыслимое это происшествие, а мама: «Поговорим о предстоящей встрече Нового года. У кого подарки детям?» Она вела себя так и в более серьезных ситуациях, редко жаловалась и очень редко плакала. У нее был сильный характер.
Ее самая близкая подруга Ева, та самая, к которой мы ехали встречать Новый год, много лет спустя на папином юбилее посвятила ему стихи. Они с мамой вместе работали, вместе жили в эвакуации, вместе растили детей и любили друг друга. Нет бы Еве просто рассказать, какой Володя красивый и умный, она для рифмы и по глупости, без всякого желания обидеть, воткнула в свои плохие стихи, как Анечке было с Володей нелегко, ведь его так любят женщины!
Дело было в ресторане гостиницы «Москва», гостей человек пятьдесят, родственники, близкие друзья, поздравления, пожелания. И тут Ева со своими «гениальными» стихами! Я сидела напротив родителей и увидела, как мама окаменела. Ни слова не произнесла, улыбаться, правда, перестала.
Закончился юбилей. На следующий день звонит любимая подруга, а Аня – Нюка для самых близких – разговаривать с ней не хочет.
– Нюка! Возьми трубку, это Ева.
– Скажи – меня нет.
– Почему? Я тебе говорю – это Ева.
– Я слышу. Разговаривать с ней не буду.
– Глупости какие! Разбирайтесь сами, я ушел.
На следующий день всё повторилось. Трубку не берет. И во все последующие дни – то же.
Отец, наконец, не выдержал.
– Ты что же, вообще больше с ней не будешь разговаривать?
– Вообще.
– Да что она такого сделала? Подумаешь, какие-то стишки сочинила! Теперь из-за этого полвека дружбы псу под хвост?
– Ты не понимаешь.
– Не понимаю. Вас, баб, не поймешь. Всё. Я умываю руки.
Ева, в ужасе от того, что натворила, не очень-то и понимая, что именно, в истерике звонит мне и умоляет уговорить маму ее, Еву, простить.
Приезжаю.
– Мам, ну, прости ты её, глупую. Не хотела же она, в самом деле…
– Леночка, я тебе отказать не могу, но прошу тебя, не уговаривай меня.
И заплакала.
Я отступилась. Многое я тогда про мою маму поняла и поразилась силе ее характера, той абсолютной невозможности простить близкого, дорогого человека именно потому, что близкий и дорогой. Мне кажется, что и во мне есть эта невозможность прощения. От мамы. И боюсь, не дай Бог, когда-нибудь проявится.
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение