Капитан Орехов лежал неподвижно, прислонившись спиной к холодной стенке трубы. Его глаза были открыты, но взгляд не следил за суетой вокруг. Он смотрел сквозь людей, сквозь металл, сквозь саму реальность – куда-то в пустоту, где ничего не имело значения.
Рядом с правой рукой лежал пистолет с навинченным глушителем. Пальцы время от времени касались рукоятки – машинально, как касаются талисмана. Не для уверенности, а по привычке.
Когда Вова произнёс свои странные слова, по нише пробежал электрический разряд страха. Солдаты сбились в группы, шептались, озирались. Кто-то предлагал проверить трубу дальше, кто-то хотел послать сигнал командованию. Паника висела в воздухе, как запах гари.
Но Орехов не шелохнулся. Его лицо оставалось неподвижным – маска, вылепленная из воска и застывшая навсегда. Ни один мускул не дрогнул, когда истерика накрыла роту. Ни один нерв не отозвался на страх, разливающийся вокруг.
Дядя Паша подошёл к нему, присел рядом.
– Товарищ капитан, – начал он тихо, – люди беспокоятся. Может, стоит…
– Пройдёт, – отрезал Орехов, не поворачивая головы. Его голос звучал ровно, без интонаций. – Первый раз, что ли.
Дядя Паша замер, вглядываясь в лицо командира.
– Вы… видели такое раньше?
Орехов не ответил. Только его пальцы сильнее сжали рукоять пистолета – единственный признак того, что он вообще слышал вопрос.
Дядя Паша помедлил, затем кивнул сам себе и отошёл. Орехов остался один – как всегда один, даже среди сотни людей.
Сашок лежал на спине, укрывшись куцей курткой. Труба дышала вокруг него – холодная, влажная, металлическая. Тело ныло от постоянного напряжения, а мысли путались от усталости. Он закрыл глаза, пытаясь поймать ускользающий сон.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сашок считал собственные дыхания, как мать учила в детстве, когда не спалось. Раз-два-три-четыре… На семнадцатом счёте что-то изменилось.
Звук дыхания. Не его. Чужого.
Глубокие, тяжёлые вдохи и выдохи – слишком медленные для человека, слишком глубокие. Будто кто-то большой дышал прямо над ухом. Сашок чувствовал, как волоски на шее поднимаются от ужаса. Холодок пробежал по позвоночнику.
Он резко открыл глаза.
Никого.
Только спящие товарищи вокруг. Дядя Паша похрапывал в двух метрах. Артист крутился во сне, что-то бормоча. Капитан Орехов дремал, прислонившись к стене, сжимая пистолет. Всё как обычно.
Сашок выдохнул. Показалось. Просто нервы. Он снова закрыл глаза, пытаясь расслабиться.
И снова – тот же звук. Дыхание. Медленное, глубокое, неестественное. Совсем рядом. Словно кто-то склонился над ним, почти касаясь лица. Сашок почувствовал лёгкое движение воздуха на щеке – будто кто-то выдохнул.
Сердце забилось в горле. Руки похолодели. Каждый мускул напрягся, готовый к рывку. Он хотел вскочить, закричать, схватить автомат.
И вдруг – тихий голос. Прямо в голове, минуя уши:
– Не вставай. Не оборачивайся. Пережди.
Голос был ниоткуда и отовсюду одновременно. Не мужской и не женский. Просто голос, спокойный и властный.
Сашок замер, подчиняясь странному приказу. Его тело застыло, как у кролика перед змеёй. Только сердце продолжало колотиться, гоняя кровь по венам с бешеной скоростью.
Дыхание рядом стало ещё глубже. Ещё ближе. Сашок чувствовал его всей кожей – тёплое, живое, невозможное.
– Не вставай. Не оборачивайся. Пережди, – повторил голос в голове.
И Сашок лежал, не шевелясь, с закрытыми глазами, пока тяжёлое дыхание продолжало звучать рядом, нарушая тишину ночи в металлической трубе.
