Глава 3: Тот, кто не отвечает
Третий день в трубе встретил их тусклым светом фонарей и тяжёлой тишиной. Бойцы лежали вповалку, как брошенные куклы – кто свернувшись калачиком, кто раскинув руки. Никто не говорил о вчерашнем. Никто не хотел вспоминать.
Сашок проснулся с головной болью. Виски сдавливало, словно обручем. Он приподнялся на локте, оглядывая нишу. Люди двигались медленно, будто под водой. Артист сидел, привалившись к стене, безучастно перебирая сухпаёк. Его лицо осунулось, под глазами залегли глубокие тени.
Дядя Паша раздавал воду. Экономно, по глотку. Никто не спорил, не шутил, не просил добавки. Брали молча, кивали и отворачивались.
– Жуй, – дядя Паша протянул Сашку галету. – Силы нужны.
Сашок взял сухарь. Во рту было сухо, как в пустыне. Галета казалась безвкусной, крошилась, не хотела проглатываться.
В углу ниши, отдельно от всех, сидел Вова. Он не спал. Его глаза были открыты, но взгляд остановился. Лицо побелело, как у покойника, только губы приобрели синеватый оттенок. Он не шевелился, не моргал, не реагировал на окружающих. Словно превратился в статую самого себя.
Капитан Орехов подошёл к нему, присел рядом.
– Эй, боец, – негромко позвал он.
Вова не ответил. Не повернул головы. Только его пальцы слегка дрогнули – единственный признак, что он ещё здесь, с ними.
Орехов достал из кармана фляжку, открутил крышку, поднёс к губам Вовы. Тот не отреагировал. Капитан осторожно приподнял его голову, влил немного жидкости в рот. Вова сглотнул машинально, но его взгляд оставался пустым.
– Выдержит? – тихо спросил подошедший дядя Паша.
Орехов не ответил. Закрутил фляжку, убрал в карман. Его лицо ничего не выражало, но в движениях появилась осторожность, почти нежность – странная для этого жёсткого человека.
Сашок наблюдал за ними, жуя безвкусную галету. Кто-то рядом спал сидя, привалившись к соседу. Кто-то перебирал патроны – медленно, словно во сне. Тишина давила на уши, на грудь, на мозг.
Никто не говорил о том, что слышал ночью. Никто не обсуждал странное поведение Вовы. Все молчали, погружённые в себя, в свой страх, в свою усталость.
К вечеру воздух в трубе стал совсем тяжёлым. Бойцы лежали вповалку, экономя силы. Говорили мало, шёпотом, будто боясь потревожить что-то невидимое.
Рыжий Колька, долговязый мобилизованный из Твери, внезапно вскочил с места и, пригнувшись, двинулся к противоположной стене.
– Ты куда? – лениво спросил Артист.
– Пересяду. Слишком тесно там.
Он устроился у дальней стены, привалился к ней спиной и прикрыл глаза. Никто не обратил особого внимания – каждый выживал как мог.
Прошло около часа. Сашок дремал, проваливаясь в вязкий, тревожный сон. Его вырвал из полузабытья громкий голос:
– Какого хрена ты делаешь?
Он открыл глаза. Лёха, крепкий парень из Подмосковья, отпихивал от себя Кольку.
– Зачем ты так вжался? Тут никого не было.
Колька отшатнулся, его лицо в тусклом свете фонаря казалось серым.
– Ты спал, я просто отошёл.
– Отошёл? – Лёха поднялся на колени. – Я видел, как ты сидел у стены. А кто тогда сидел рядом?
Колька замер, его глаза расширились.
– Никто… Я только что подошёл.
– Не гони. Кто-то сидел здесь, прямо впритык ко мне. Я чувствовал тепло.
Повисла тишина. Несколько человек приподнялись, вслушиваясь в разговор.
– Может, тебе приснилось? – неуверенно предположил кто-то.
Лёха медленно покачал головой.
– Я не спал. Сидел с закрытыми глазами, но не спал. Кто-то дышал рядом. А потом ты подходишь и говоришь, что только что встал оттуда.
