Столетний грех - страница 5

Тася тяжело вздохнула, убирая выбившуюся прядь под мокрый платок, когда услышала вдали цокот копыт. По дороге ехала укрытая от дождя бричка, и в ней, без сомнения, сидел священник.

Пора.

Все прибывшие со скорбными лицами рассредоточились по комнате вокруг скамьи с телом, у изголовья сели родители мальчика. Помещение, освещаемое лишь чадящими свечам, погрузилось в напряженную тишину, прерываемую лишь редким всхлипыванием, и внутрь вошел священник, следом за которым проскользнула и Тася, пристроившись поближе к дверям. Худощавый мужчина в черной рясе, взяв молитвенник в руку, поджег ладан и пошел вдоль нестройных рядов людей, окуривая и без того душную комнату.

Под монотонный напев, машинально крестясь и наблюдая за лицами окружающих, украдкой вытиравших слезы, Тася лишь на мгновение поддалась всеобщей скорби. Ведь вскоре вся панихида для нее будто стихла, поблекла на фоне заунывного воя-плача, доносившегося откуда-то с улицы. По телу пробежала дрожь, будто ночной кошмар стал воплощаться в жизнь, и хотя ничего более не происходило, Тася могла думать лишь об этом, не сразу заметив, как церемония закончилась и гроб вынесли на улицу.

Девушка вышла из дома последней, незаметно поторапливаемая матерью, и, как пришибленная, побрела за похоронной процессией. Взгляд ее метался из стороны в сторону, все пытаясь найти источник беспрерывного плача, пока наконец не наткнулся на крышу дома. Кровь тут же отлила от лица Таси. На коньке крыши сидела Плакальщица и стенала, костлявыми руками прикрывая лицо. Однако, кроме Таси, существо, похоже, никто не замечал, за воем родных не слыша воя потустороннего.

Тася шла по чужим следам, не отрывая взгляда от белоснежного силуэта, содрогавшегося от собственного плача. В какой-то момент призрак замер и, убрав руки от изуродованного лица, посмотрел девушке прямо в глаза. Пискнув, Тася было прибавила ходу, но обо что-то споткнулась, едва не упав в грязь, а когда вновь подняла глаза к крыше, там уже никого не было. Тася нервно осмотрелась по сторонам и глянула под ноги.

Лоза… Дикое растение тянулось к дому прямо из черного зева леса. Голову тут же наполнили дурные мысли. Множество мелких странностей пытались собраться в единую логичную конструкцию, но ничего не получалось. Раз за разом Тася возвращалась к старой легенде, где такая же лоза утянула несчастную женщину, навеки похоронив его в пепелище ведьминской лачуги. Снова и снова в памяти всплывали картинки бабушки, окуривавшей дом, страх и непонимание в отцовских глазах. И тот дурной сон, по пробуждении от которого Тася нашла лозу и в своей кровати.

С опаской переступив лозу, Тася трижды перекрестила ее, тряхнула головой и помчала за процессией, уже отошедшей на приличное расстояние.

Домой возвращались уже затемно. Скорбящая родня долго прощалась с погибшим и еще дольше оттаскивала от заколоченного гроба мать мальчика. Под конец у женщины случилась настоящая истерика, из-за которой она, убитая горем, даже порывалась прыгнуть в яму следом. Благо, общими усилиями ее удалось немного успокоить, но вернуться в свой пустой дом ни она, ни ее муж не смогли, решив пока пожить у родни на другом краю деревни.

В доме свет уже не горел – бабушка с братьями, похоже, легли спать, не дожидаясь их возвращения. Родители, измотанные морально и физически, последовать их примеру не спешили. Нужно сначала успокоиться и дать мыслям устаканиться, а потому они зажгли небольшую лампу в общей комнате, молча усевшись за стол с привычными пряжей и деревянными фигурками.