– Да. Не надо ехать в Италию.
– Как же ты не поймешь! Это мечта всей моей жизни!
– Ну, раз мечта, тогда езжай.
– Но на мне же столько вопросов демократического движения завязано. Я же сопредседатель…
– Не надо ехать в Италию, – перебил его я.
– Это же мечта!
– Да пошел ты к черту со своей мечтой, – не выдержал я. – Определись, чего хочешь, и действуй. Только потом не ной. Не знаю, что задумал Зотин, но я ему не верю. Слишком часто обжигался, чтобы доверять. Вижу, он тебя уже зацепил. Поедешь с ним в Италию, станешь министром – будешь предателем. Как потом работать с близкими тебе людьми, соратниками? Не поедешь – всю жизнь будешь ненавидеть и себя, и меня. Решай сам. Мое мнение ты знаешь.
Леонид Михайлович сделал выбор в пользу мечты. Он поехал в Италию. А после поездки, как и говорил мне, был назначен министром внешнеэкономических связей.
Вскоре после назначения я к нему зашел. Новый кабинет, куча бумаг на столе, секретарша, молодые помощники. Черный костюм с галстуком. Ни минуты покоя. Три телефона на столе и все дружно трезвонят. Леонид Михайлович очень изменился. Весь в делах и заботах, ни минуты покоя, энергичный и деловой: совершенно другой человек.
– Молодец, что зашел, Николай! Садись, у меня к тебе дело, – сходу начал он. – По закону все министры утверждаются Госсобранием. Ты депутат, как думаешь, меня утвердят?
– Нет, – глядя ему в глаза, ответил я.
Он заметался по кабинету.
– Сволочи! Я столько делаю для республики, вышел на греков, итальянцев, немцев. Миллионные контракты, а они морду воротят.
«Они» – это, как я понял, депутаты. Леонид Михайлович с полчаса рассказывал о проделанной работе, об успехах и перспективах республики и его министерства. Горячился, доказывал, убеждал. Чего ему было убеждать меня? Думаю, убеждал он прежде всего себя.
– Чего ты бесишься, – не выдержал я, – успокойся. Если все так хорошо, чего же волноваться. Если надо, я выступлю на сессии, поговорю с нашими ребятами, мы за тебя проголосуем. Но ты же знаешь, я не могу собрать большинства голосов. Нас всего пятеро. С остальными депутатами необходимо работать, тебе и президенту. Что, он не знает, как решаются подобные вопросы? Пусть пригласит к себе заинтересованных депутатов, пообещает что-нибудь.
– Хорошо, – Леонид Михайлович взял со стола список депутатов и сел напротив меня. – Давай посчитаем. Необходимо шестнадцать голосов. Вот наши депутаты: Казимов, ты, Кожевников, Максимов, Жиров.
– Нет, Жиров коммунист. Он за тебя голосовать не будет. Он не простил тебе перерождения из коммунистов в демократы.
– Сволочи, – опять вскипел он. – Одни не простили, что я был коммунистом и перешел к демократам, другие – что из демократов ушел в правительство. Сволочи.
– Спокойнее, – опять остановил его я, – спокойнее. А ты как хотел? Память, она штука странная: что-то помнит, что-то забывает. Давай лучше посмотрим, кого Зотин сможет взять на себя.
– Черт его знает, этого Зотина, – устало бросил он. – Ничего не могу понять, вроде обещал поддержать.
– Как Италия?
Леонид Михайлович дернулся всем телом.
– Италия? – после некоторой паузы повторил он. – Италия как Италия. Потом расскажу.
И мы опять склонились над списком депутатов.
Только все напрасно. Госсобрание так и не утвердило его в должности министра внешнеэкономических связей. Как и обещал, я выступил на сессии в его поддержку, но моя речь не смогла перешибить всеобщего негатива по отношению к нему. После оглашения результатов голосования в зале раздались аплодисменты. Леонид Михайлович расстроился необыкновенно.
