– Не обижаешься, что я вчера назвал тебя беспомощным моллюском?
О, нормальная тема для разговора. Девушка мысленно расслабленно выдохнула. Непонятная атмосфера, возникшая между ними до этого, ее чуть-чуть напрягала, поэтому она была рада перескочить на что-то более безопасное.
– «Рохля» было бы обиднее, а так – переживу. – Аркаша поспешила улыбнуться, уповая на то, что это убедит Луми в том, что она вовсе на него не сердится.
Видимо, убедила, потому что синие глаза Луми засияли, как драгоценные камни, заключившие в себя весь чистейший свет мира. А еще он тоже улыбнулся. Как снег, отражающий солнечные лучи, переливаясь каждой своей малюсенькой частичкой, болезненно ослепляя, но в то же время невыносимо притягивая взор, так и эта улыбка в сочетании с сапфировым сиянием глаз и снежно-белым обрамлением невесомых волос, покачивающихся от малейшего дуновения ветра, попросту пленяла. Аркаша затаила дыхание.
– Эй, Снежок. Улыбайся почаще.
Брови юноши дернулись вверх. Аркаша опомнилась и испуганно вытаращила глаза, поняв, что произнесла это вслух. И ужаснуло ее вовсе не то, что она снова использовала запретное «Снежок».
– Точнее, я хотела сказать, что у тебя всегда такое неэмоциональное лицо, как у куклы…
«Тормози, Теньковская! – в панике завопила на себя Аркаша. – А то сейчас и похлеще чего ляпнешь!»
– Может, мне улыбаться только для тебя?
Сердце пропустило удар. Или два удара. А может, даже три.
– Да за что мне такие привилегии… – промямлила она, бесславно отступая на шаг. Луми к ее ужасу последовал за ней, мгновенно вернув то же расстояние между ними, что было до этого. – Улыбайся тогда, когда тебе этого хочется.
– Мне хочется, когда ты рядом.
– А… ну ладно. А ты как тут вообще оказался? – Аркаша суетливо махнула рукой на то место у перил, где совсем недавно прикорнул снежный мальчик.
– Тебя ждал.
– А откуда ты знал, что я пройду именно здесь?
– Я не знал. Просто устроился недалеко от женского общежития и понадеялся, что ты тоже любишь ранние утренние прогулки.
Да что за утро-то такое? Аркаша ощутила, как запылали щеки. Хорошо еще, что ее кожа не имела свойства приобретать органично красный оттенок при смущении. А легкий румянец всегда можно было списать на промозглость утра.
И ситуация оказалась чутка щекотливой: ожидание ее у женского общежития было заведомо бессмысленным занятием. Повезло, что вообще пересеклись. Но посвящать Луми в такие подробности она, конечно же, не стала.
– И с какой целью ждал?
– Извиниться за вчерашний день.
– Кому-кому, а тебе извиняться ни к чему. Ты единственный, кто встал на мою защиту. Хотя, честно говоря, меня это тоже покоробило. Ну не привыкла я, чтобы кто-то вдруг вставал на мою сторону!
– Одиночка? – Луми понимающе кивнул.
– В этом вслух не признаются.
Новый кивок. Судя по всему, что бы она ему ни сказала, он согласится со всем и все примет как данность.
– Ждал ради извинений. И все?
Вместо ответа Луми уронил мяч и, как только тот ударился о камень и прыгнул вверх, поймал его двумя пальцами. Затем взмахнул рукой. Крутящийся вокруг своей оси мяч угодил прямо в руки Аркаше, и она сжала апельсиновый кругляш, невольно радуясь этому маленькому воссоединению.
– Я не играю в чарбол. – Внутренняя радость вмиг исчезла, и девушка с сожалением протянула мяч снежному мальчику. – Таланта нет. Да и туповата.
Луми взглянул на протянутый мяч, но не взял его.
