Вики сладко потянулась, изгибаясь в спине, просыпаясь под ласковым натиском утренних солнечных лучей. Тонкие, ажурные занавески, вышитые её матерью давным-давно, кропотливым трудом долгими зимними вечерами, превращали утренний свет в калейдоскоп причудливых, танцующих узоров на потрескавшихся стенах комнаты. Каждый узор, словно живой, переливался и играл, напоминая о детских играх в прятки в саду. Умиротворяющий аромат свежесваренной каши с тыквой и корицей, смешанный с запахом утренней росы, проникавшей сквозь щели в старых оконных рамах, и свежескошенной травы, доносившейся с полей, наполнил её легкие, изгоняя остатки сна. Из кухни, расположенной прямо под комнатой Вики, доносились приглушенные голоса матери, Лоры, и Лины, её лучшей подруги, занятых привычной утренней болтовнёй и о предстоящих заботах. В их голосах чувствовалась теплота и непринуждённость, свойственная только близким людям.
– Доброе утро, – прошептала Вики, сонно щурясь, сбрасывая с себя пушистое, шерстяное одеяло. Оно хранила тепло многих зимних ночей, проведённых у потрескивающего камина, и слабый, но такой знакомый запах овечьей шерсти, напоминая о бесконечных фермерских хлопотах, бесконечных стадах овец, но в то же время даря ощущение уюта и защищенности. Мелкие шерстинки прилипли к её ночной рубашке, напоминая о мягкости прикосновений.
– Доброе утро, соня! – произнесла Лора из кухни, и в её словах танцевала игривость, смешанная с тёплой заботой. Казалось, солнце ещё не успело полностью разогнать ночной туман, а Лора уже хлопотала по хозяйству. – Мы тут уже с первыми петухами встали, а ты всё спишь. И хорошо тебе спиться, а у меня работа на все руки. Кисель остынет, а каша совсем невкусная, когда холодная. Специально для тебя тыквы нарезала. Да поднимайся же! – её голос был полон жизни и домашнего уюта.
Вики улыбнулась, прикрыв глаза. Слова Лоры, простые и искренние, словно лучи утреннего солнца, проникали в самое сердце, согревая его. В этих будничных знаках внимания, в заботливом ворчании и в сладости обещания тыквенной каши заключалась вся прелесть жизни на ферме. Это была не просто работа, а ежедневное погружение в мир, где каждая мелочь, каждый жест были пропитаны любовью и заботой друг о друге.
– Сейчас приду. Дайте только умыться, – ответила Вики, сладко потягиваясь и наконец-то решившись расстаться с теплом постели. Босые ноги коснулись прохладного, отшлифованного временем деревянного пола. Под ногами чувствовалась мягкость самотканого коврика, пестрящего яркими цветами – щедрым подарком природы, запечатлённым умелыми руками мастерицы. Каждый цветок казался живым, словно впитавшим летнее солнце и благоухание полевых трав.
В углу комнаты, словно страж времени, стоял старинный умывальник, свидетель множества утр и вечеров. Вики зачерпнула ладонями ледяную воду из глиняного кувшина, на боку которого красовался наивный рисунок – пузатый петух, горланящий утреннюю песню. Прохлада мгновенно окатила лицо, взбодрив и смывая последние остатки сна. Тысячи маленьких иголочек словно покалывали кожу, даря ощущение свежести и энергии. Вики подняла голову и взглянула в старенькое зеркало, висевшее над умывальником. На неё смотрела молодая девушка с длинной, русой косой, аккуратно заплетённой на ночь. Серые глаза, ясные и чистые, как утреннее небо, отражали безмятежность фермы Валесика. В них не было и следа вчерашней усталости, только предвкушение нового дня и тихая радость от того, что она здесь, дома.
