синяки под глазами – чертовски трудно в Москве – не удержался – так вышло – я плеснул вино ему в морду – посол, по дороге неловко выдергивая большой белый платок из брюк, быстро удалялся в свои апартаменты – возник французский мальчик-полицейский – Сисина просто-напросто выбросили за ворота – в Москве это выглядело опереточным бредом – его знали больше по стакану вина, чем по ВП – «тот, что облил французского посла красным вином» – я не мог не облить – объяснял он Маньке – не мог – она – естественно – его уважала за этот поступок – обожала – спускайте воду! – пусть все начнется заново – на каком основании? – голос Валентина – на основании вашего Божественного избранничества! – да нууу – просто я в детстве перечитал классики – никогда не читайте русские романы – если хотите жить – читайте лучше французские – английские – последнее время мы с Сисиным редко встречались – я свил свое гнездо – моя Соня оказалась замечательным человеком – страшно признаться, но я ей ни разу не изменил – зачем вы убили ее жизнелюбивого мужа? – кто это говорит? – вы все подстроили: с этой кассетой – да, мне хотелось поразвлечься – зачем я это сделал? – зачем? зачем? – захотелось! – не дай бог! – я увидел себя в телевизоре – толстого, с брюшком, с седоватыми, несимметрично висящими яйцами – с некрасиво возбужденным лицом – с удивительно замедленными движениями – время траха – особое время – с полосами от резинок и ремня на животе – когда в туалете кончалась бумага, Ирма приоткрывала дверь и говорила понуро: – неужели трудно было положить бумагу? – Сисин простил бы ей все, если бы однажды она весело закричала: братцы, нечем вытереть жопу! – но он знал: – она не закричит – зачем подставили вы меня с этой кассетой? – это не мы – не вы – не вы – однажды повела себя странно – когда ему разбили голову – понять, почему он ее терпит, было сложно – с годами он все хуже переносил запах чужих людей – значение его книги сильно преувеличено – теперь это проходит – волна спала – на Западе Век Пизды расхвалили исключительно по внешним признакам – успех книги был в ее некоторой неуловимости – я от дедушки ушел – я от бабушки ушел – это было знакомо тогдашней эстетике – это многих притягивало и раздражало – поскольку Манька кончала скорее головой, чем пиздой, Сисин рассказал ей массу историй из своей жизни – она умирала от мечты пописать в присутствии Сисина – но женский стыд сильнее мечты – она пописала только ночью – на огороде – где висели летние умывальники – где бегал петух, страшнее цепной собаки – отчего тоскует русский на Западе? – не видит себе, бессребренику, подходящего места – зачем я тебе? – спросила Манька – почему ты пришел ко мне? – удивлялась Воркута – американки похожи на мышек, которых можно убить щелчком – мне слышались по ночам какие-то обрывки – ты на меня дуешься за то, что я тебя трахнул? – мы так не договаривались – ну, трахнул и трахнул – ну, извини, я пошутил – ты и жену мою тоже трахнул – ну, извини! извини! – ты нас что, из пластилина слепил? – рассвирепел Жуков – как вышло с Детьми? – она валялась – рукопись – сначала я ее вообще не показывал – потом американцы – печатай у нас – я не знал, что это ловушка – свалка провинциального тщеславия – Сисин был умненьким московским приплодом – перегнавшим свое время лет на двадцать – по ночам, заперевшись в сортире от родителей, он читал запоем «Тайм» и «Ньюсуик», с шестигранником на обложке – ворованные драгоценности с письменного стола Романа Родионовича – он написал
