Как же жестоко он ошибся, идя на поводу своей страсти к Торжеству по пути к безумию, в конце которого он, подобно Фридриху Ницше, будет исписывать говном стены, стремясь запечатлеть ускользающую Истину. Хотя, быть может, никаким другим способам записи Истина и не поддаётся. Да уж, в такой западне можно уповать лишь на божью помощь.
Индуисты в храме встретили его радушно. Несмотря на все протесты и попытки Кирилла объяснить, насколько он торопится, его вкусно накормили, окурили благоуханными благовониями, а, узнав, что он пришёл приобрести статуэтку Сарасвати, охотно объяснили, как визуализировать образ богини при чтении мантры: дескать, в качестве лица можно представлять любой образ, хоть даже известной актрисы, лишь бы не забывать, что это лишь условность, призрачный символ, указывающий на бесконечную непостижимость трансцендентной сущности супруги Брахмы. Список из ста восьми имён был так же охотно предоставлен, впрочем, лишь при условии, что посетитель возьмёт с собой ещё этих рисовых колобков, чей обманчиво-сладкий вкус с запозданием взрывался беспощадными имбирными аккордами.
По пути домой Кирилл испытывал необыкновенное для последних месяцев воодушевление, ему не терпелось начать практику поклонения богине как можно скорее. Однако довольно скоро он обнаружил, что всё не так уж просто. Простиранная, казавшиеся таким простым упражнением, оказались для не избалованного физическими нагрузками тела офисного работника тем ещё испытанием. Какие там сто восемь: Кирилл сдался на двадцати, и то на следующий день у него болели мышцы по всему телу. Список имён богини оказался для запоминании даже сложнее, чем число пи, пару сотен цифр которого Кирилл как-то выучил для развлечения за одну ночь; эпитетов Сарасвати за вечер ему кое-как удалось запомнить лишь с десяток. И, наконец, визуализация образа богини перед сном столкнулась с совсем уж неожиданной трудностью. В качестве лика богини он выбрал лицо Галь Гадот – киноактрисы из далёкого прошлого – и во время чтения мантры Кирилл всё время забывался: стоило самую малость ослабить контроль, как его внутренний взгляд устремлялся в область декольте прямиком к небольшим аккуратным грудкам давно канувшей в небытие красотки.
Разумеется, все эти сложности приводили к тому, что навстречу Сарасвати устремлялся далеко не весь пыл и жар Кириллова сердца, да и происходило это не со всей искренностью.
Но Кирилл не сдавался. Каждый вечер после работы он упорно тренировал простирания, учил имена богини, закалял внимание при чтении мантры – и уже через пару недель смог наконец сделать ровно сто восемь простираний, на каждое из которых произносил имя богини, никуда не подглядывая, а вечером уснул, читая мантру без всяких отвлечений. Ясное дело, что теперь пыл и жар стремился из его сердца навстречу Сарасвати так же истово, как когда-то стремились иудеи к Обетованной Земле.
На следующее утро после такого знаменательного дня он преисполнился ожиданием чуда. Идя от монорельса к работе и глядя, как окна многоэтажек отражают свет невидимого ещё восходящего Солнца, он чувствовал тепло занимающегося где-то за его спиной ответа, он предвкушал, что богиня вот-вот снизойдёт.
Ощущения эти настолько били через край его естества, что, зайдя в офис и обнаружив помещение пустым, он не выдержал и сделал одно-единственное простирание перед стоящей на столе Бихари статуэткой богини. Поднимаясь с пола, Кирилл встретился взглядом с расплывшемся в широченной улыбке индусом: оказывается, тот слонялся где-то в дальнем углу офиса, где зашторенное окно сгущало темноту, в которой он и затерялся.
