Его раздутое тело тяжело спустилось по последней ступени и, с глухим звуком, осело рядом с приоткрытой дверью, будто само выбрало это место – не от усталости, а из какой-то глубокой, животной необходимости. Он не вошёл. Просто замер на границе.
Изнутри помещение встречало их вязкой, усталой тишиной, и он смотрел на неё, как будто сквозь. В его взгляде не было запроса, не было страха – только полная, бескрайняя отрешённость. Он наблюдал, как она двигалась, как тянула руки в стороны, как крутилась в пыльном свете, словно маленькая девочка, которая наконец вернулась домой.
Будто искра вспыхнула в глубине разложенного сознания. На мгновение он чуть дёрнул шеей, словно пытался отвернуться, отвести взгляд, спрятать то, что там заговорило. Но затем – снова затих. Вернулся в прежнюю неподвижность.В этот момент что-то внутри него дрогнуло. Короткий, едва ощутимый импульс.
Он продолжал смотреть на неё. Долго. Тихо. Слишком тихо.
Скорее – предчувствие.В этом взгляде было что-то… недооформленное. Не опасность, не боль.
Как будто ещё помнил, что нужно ждать. Но уже не знал – чего.Он смотрел так, как смотрит пёс, который забыл, зачем был приручён.
Кажется, она тоже почувствовала. Что-то – тонкое, почти неуловимое – скользнуло по её лицу, когда она резко обернулась, взглянув ему прямо в глаза. Руки по-прежнему были раскинуты, как у ребёнка, встречающего дождь, но теперь в этом жесте уже не было игры. Лицо её изменилось – не резко, не сразу, но как будто что-то отразилось в зрачках, что-то, чего она не могла понять, но уже не могла и не видеть.
Она не опустила рук, не сделала ни шага назад. Просто чуть наклонила голову, будто всматриваясь в него заново. Они стояли так несколько долгих секунд – он недвижим, она – напряжённая, с едва уловимым дрожанием в пальцах. А потом она отвела взгляд, словно от чего-то слишком яркого или слишком пустого, и снова повернулась к тёмному коридору, уходящему вглубь.
– Пойдём, – тихо сказала она, даже не оборачиваясь. – Это то самое место… то, куда я так хотела попасть, куда меня всё не пускали. Сколько раз… всё время что-то мешало. Кто-то оставлял меня на пороге. Всегда. Если бы не ты тогда…
Что-то снова клацнуло внутри него. Механизм. Или чувство. Или чужая мысль, пытающаяся пробиться сквозь гнилую плоть. Он споткнулся, замер на полшага, но она этого не заметила. Или сделала вид, что не заметила.
– …если бы не ты, – продолжала она, уже мягче, почти с грустью, – я бы, наверное, никогда не попала сюда.
Она остановилась, развернулась и взглянула на него. Искренне, открыто. Её лицо озарилось лёгкой улыбкой, хрупкой, как пыль в луче света.
– Спасибо тебе, – сказала она.
Словно всплеск тени.Он не ответил. Но что-то в нём ответило. Где-то внутри. Глухо. Низко. Не словами.
Развернувшись обратно к коридору, она двинулась вперёд, широким, почти торжественным шагом. Так идут дети, которым разрешили войти туда, где всегда было запрещено. Так идут те, кто не знает, что за дверью – не дом, а истина.
Он шёл за ней, неуклюже, тяжело, будто каждый шаг вытягивал из него остатки формы. Но дело было не в усталости – не в том, что тело его распухло до такой степени, что ноги не слушались, и не в том, что силы оставляли его. Всё было иначе.
Оно не жгло – оно вытесняло.Внутри него разрасталось нечто. Пламя. Сухое, чёрное, холодное.
С каждым шагом это пламя раздвигалось внутри его грудной клетки, поднималось по горлу, тянулось к глазам, к пальцам, к самому сердцу, если оно ещё оставалось. Оно не приказывало – оно кричало, растягиваясь в нём, словно чужой голос, вырвавшийся из пустоты:
