– А-а, это когда ты чуть не «загремел»?…
– Ну да! Стою на правом носочке на какой-то микрозацепке, левая нога на трении, для левой руки – вот такусенькая полочка – и та наклонная, пальцы съезжают. Долго так не простоишь… Нахожу трещину, отстёгиваю крюк, вставляю его аккуратненько в трещинку, чтоб не вывалился, и тянусь к бедру за молотком…
– А, я помню: когда молоток у тебя выпал.
– Ну!.. Выпал – и висит на репшнуре. Я пальцами репшнур перебираю, молоток подтягиваю, а он, зараза, мыском заклинился в какую-то щель – и ни в какую!.. Надо б рукой подёргать его туда-сюда, а какой там подёргать, если я на «соплях» вишу: две точки опоры – да и те одно название. Чувствую, правая нога уже подрагивать начала: стою-то на самом кончике носочка. И левая рука – медленно так, по миллиметру, начала с зацепки съезжать. Падать до ближайшего крюка – метров пять, не меньше, то есть, в итоге – десять, как минимум. А Люся ничего не поняла, спокойно так, даже с какой-то скукой в голосе, будто в очереди стоять надоело: «Коль, ну ты что там застрял?» А я не то, что ответить – губой шевельнуть боюсь, чтоб равновесие не потерять.
– Ну, а как ты его выдернул?
– Да сообразил, что если ослаблю реп, то молоток под собственной тяжестью может сам из щели вывалиться. Секунд десять прошло – и точно вывалился. Замолотил я крюк, прощёлкнул верёвку, стою и думаю: из-за такой случайной мелочи мог запросто «полинять»!.. Ещё б несколько секунд – и всё.
– Коль, а ведь Люся-то… тоже случайность! Ты-то хоть сообразил, что надо делать, а она что могла?…
– Да в том-то и дело, что ничего…
– Вот и я говорю: судьба.
– С-судьба-а!.. – зло протянул Николай и повторил уже тише, глядя на заоконные крупные звёзды: – Судьба, стало быть…
Закончив траверс, они уже спускались с последнего «зуба» горы по разрушенному скальному гребню. Ближе к леднику гребень стал заметно положе, до ледника оставалось спуститься какие-то двести метров – пять верёвок, не больше. Скальный крюк крепко вбит, от него вниз уходит спусковая верёвка-сороковка. Серёжка быстро ушёл вниз, волоча с собой другую верёвку – страховочную, конец которой был в руках у Виталика. Люся, стоя на удобной широкой площадке, обратилась к Николаю:
– Слышь, Коль, может быть, ещё одни «перила» навесим – и хватит? Смотри, дальше уже почти совсем полого. Свободным лазанием спустимся, а? Чего время зря терять.
– Давай наперёд не загадывать, – чуть раздражённо ответил он. – Там видно будет.
Серёга внизу – хорошо было слышно – забил крюк, прощёлкнул в карабин самостраховку, крикнул:
– Площадка хорошая, перила свободны!
– Ну что, я пойду? – обернулся к Николаю Виталик.
– Да нет, пускай Люська. Серёга её примет.
Люся, подмигнув им обоим, защёлкнула на верёвке карабин с дюралевой «восьмёркой» – приспособлением для торможения при спуске, и приставными шажками стала быстро спускаться. С уступа, где стояли они с Виталиком, её можно было наблюдать метров двадцать или чуть больше. Потом Люся исчезла за перегибом, натянутые и чуть подрагивающие верёвочные струны легли рядом на большой гладкий уступ – «бараний лоб». И вот тут… Тут и произошло то, чего никто ожидать не мог. Виталик резко дёрнул Николая за руку:
– Гляди!..
Огромная плоская плита, правее их и выше, с угрожающим хрустом лениво отделялась от материнской скалы, полетели мелкие камни, трещина отрыва ширилась словно нехотя…
