Еще большую сумятицу вносил его приятель Еся, самый почтенный среди евреев из предместья городка. Хотя Шмеля питал к нему неприязнь: ну скажи на милость, что такого важного он делает, стоит себе с бритвой или ножницами и знай стрижет или бреет. Пальцы у него такие проворные – не успеешь глазом моргнуть, как он уже тебя крепенько за нос держит и вверх так голову приподнимает, а вторая рука, угрожающе размахивая бритвой перед тем же носом, норовит его укоротить. Такого цирюльника невольно зауважаешь, и проникнешься к нему любовью, и начнешь выкладывать свои самые затаенные мысли и сведения. По этой причине убогое заведение с вывеской над входом «Стрижем, бреем, молодим» пользовалось уважением у многих почтенных и обычных горожан. Шмеля опасался омолаживаться у своего приятеля: не ровен час можешь носа или еще чего лишиться, а виноватого не найдешь, поэтому нашел другую причину заходить в цирюльню. Он приносил сюда для заточки кухонные ножи. Еся их быстро приводил до состояния бритвы, а главное, он их не стачивал на вращающемся камне, как это делал вечно ворчливый точильщик Яшка. За это время на каких только языках не звучали слова между приятелями в пространной беседе, смысл которой постороннему человеку понять было никак невозможно. Шмеля в такие минуты весь напрягался, все вокруг для него преставало существовать, ему важно было уловить оттенки вылетающих из уст Еси звуков. А как же иначе, если такой мудрый еврей, его приятель, имеет сношение с важными людьми из Кракова. При одной такой встрече он тайно сообщил, что польский король противится власти папы и подумывает, как найти управу на этого папу римского. Правда, намечается выгодное для поляков дело – перетянуть часть православных, поддерживающих московских князей, под папское управление, и будет встреча важных людей в нашем городке. От таких новостей голова у Шмели шла кругом.
Прощаясь, Еся притянул Шмелю к себе за лацкан уже замасленного сюртука и зашептал на совсем неизвестном языке:
– Есть предположение такую встречу провести в твоем уютном дворике, он как раз подходит для такого важного дела.
У бедного Шмели от волнения и нахлынувших чувств заколотилось сердце: такое ему не могло и присниться, – и он на местном диалекте выпалил:
– Оплата только червонцами!
Еся заморгал, отшатнулся от приятеля, выставил вперед руку, в которой между пальцами угрожающе держал бритву, отчего Шмеля побледнел и продолжил:
– Тебе треть от суммы, и больше ни-ни, я понес такие расходы на этот дворик.
Еся кивнул и уже примирительно шепотом добавил:
– Жди, известный тебе пан Богушевич призовет тебя к себе. Будь почтительнее с ним.
Эти слова обрадовали Шмелю: еще бы, такие великие люди снизошли до разговора с евреем. Но и сильно его озадачили: а сколько же просить червонцев? Только Еся уже приступил орудовать ножницами над клиентом, считая разговор законченным.
Шмеля не бежал, а летел в корчму, не чувствуя ног; душа его рвалась ввысь. Такое чувство он испытывал только пару раз в этой жизни. Первый раз – когда на своем коротком жизненном пути встретил красавицу Басю да и попал в зависимость от ее необузданной женской силы, а второй – когда, заложив знакомому еврею приданое Баси, на полученную сумму купил самую шикарную одежду, в которой он выглядел как настоящий пан, совсем не похожий на еврея. И получил на светском балу воеводы расположение к себе уже немолодой старшей его дочери. Через несколько дней он смог не только вернуть заклад, но и держать в руках несметное богатство в виде дорогих украшений и червонцев. То были незабываемые дни; правда, тогда пришлось спешно ретироваться в дальние края, оставив в недоумении и нестерпимом горе пылкую дочь воеводы, преобразившись в нищего еврея. А что было делать бедному Шмеле, когда он был гол как сокол, встав перед родителями невесты, людьми почтенными среди своих краковских соплеменников? Не давали они согласия последней из пяти дочерей-красавиц стать женой ветреного и совсем бедного жениха. Только слабо знали родители пылкий характер своей дочери. Настояла Бася на своем, и у Шмели появилось немалое приданое, которое он так удачно заложил и получил приличную выгоду.
