Поп-расстрига Козьма негодовал, он клялся и божился: не от него родила младшая дочь Антиповой вдовы Аксиньи. И не многоженец он, как другие. Ему бы после таких высказываний и замолчать, да не сдержался и указал на пресвитера, который находился под покровительством самого князя Белоголовкина. Может быть, и не состоялось бы такого сурового гонения на попа Козьму, только на беду случился страшный пожар, и вся деревенька Повалиха, кроме церкви да частично порушенного поповского двора, сгорела дотла. Увидели жители знак в этом и обвинили попа в распутстве, хотя младшая дочь вдовы отрицала, что родившийся у нее ребенок – от попа, а от кого, не знает. Подлили масла в разгоревшийся с пожаром скандал жители крепких хуторов, которые раскинулись купенами на противоположном берегу спокойной речечки. Они придерживались католической веры, и именно они пустили слух, что православные попы забыли о пастве, только блудодействуют да бражничают, вот Бог и наказывает их паству за то, что мирится с таким порядком.
Поддакивали им и пронырливые евреи, невесть откуда появившиеся вместе со шляхтой. Невзлюбили все евреев, считая их пришлыми и недостойными жить рядом, хотя обстоятельства складывались так, что без их помощи обойтись никак невозможно было. Да только потом открывалась безрадостная картина: помощь та загоняла человека в кабалу. Тогда местные жители громко бранились, особо часто называя евреев жидами. Проходило время, забывались обиды, и снова шли люди на поклон к еврею, прося помощи или совета, и получали.
Жители Повалихи не считали себя святыми, но мнение соседей о распутных православных священниках было воспринято всерьез. Сельчане заявили, что перейдут к вере хуторян, к которым они часто нанимались на работу. Да и Бог-то для всех один, а попа Козьму они не признают. Пришлось в это дело вмешаться самому князю Белоголовкину.
Священнослужитель церкви в Повалихе особо ничем не отличался от большинства остальных попов некогда сильного и богатого княжества русинов. Немаленькая семья Козьмы кормилась с монастырских земель и приношениями прихожан. Не сказать, что он еле сводил концы с концами, заботясь о своем благе, но поповский двор заметно выделялся среди остальных хозяйств, а вот приход начал нищать, когда поляки стали набирать силу. Хуторяне на той стороне речки воздвигли костел, и местный ксендз стал сманивать разными посулами прихожан из деревни. Заступиться за них некому, сила у князя уже не та, а жить-то надо – вот и ищут люди, к кому приткнуться, чтобы как-то выжить.
Поп Козьма слыл ярым поборником православной веры и, как он считал, не жалел для ее защиты живота своего. Не понимал он веры католической, считал, что ксендз заманивает к себе прихожан не приобщением души к покаянию перед Богом за грехи свои, а разными хитростями и посулами. Да и не чтут они Христа, как православные, нарушают каноны Церкви. Хотя главными врагами Христа, по его пониманию, были басурмане: это они, напав на земли русских князей, принесли разор, пытались поколебать придерживающихся православной веры прихожан. Имел Козьма и слабости человеческие. О своих юношеских годах старался не вспоминать, чего можно сотворить по прихотям своим, да вовремя остановился, благо помог он дьякону в его хозяйских делах. А тот к грамоте его пристрастил, надоумил жениться да и посоветовал девицу, которую следует в жены взять. Степанида оказалась видной, понравилась она Козьме. Получил он благословение на такой шаг от самого управителя монастырскими землями. Правда, после женитьбы выяснилось, что Степанида вовсе и не девица, да не стал ее муж в этом упрекать, а принял смиренно, и зажили они в радости.
