Не забросил Козьма обучение грамоте, стал к Церкви тянуться. Тут управитель монастырских земель заговорил о получении им сана священнослужителя, а после рождения первенца был он рукоположен священником. Семья быстро увеличивалась, Степанида родила один за одним еще семь погодков и стала бесплодна да и изменилась сильно: внешне напоминала перевернутую ступу, в которой просо на пшено толкут. С трудом могла выполнять работы на подворье, зато дети возле нее крутились весь день. И тут такое случилось – лишили сана. А если разобраться, то за какие деяния? Жена у него, как и положено, одна, детки, слава богу, бегают, кормить их надо, служить в церкви надо, и за хозяйством присматривать надо, и все надо. Вот и приходилось не отказываться от помощи прихожан, да и те не оставались в накладе: кормили их со стола поповского. Уносили они с собой то ягоду, а то и продукт какой, а для некоторых это было большим благом.
Прижилась Антипова вдова Аксинья с детьми на дворе батюшки; правда, из детей с ней осталась младшая дочь Варвара, остальные кто куда разбрелись и жили невесть где. Такая же участь ждала и ее младшую дочь, которая была бойкой и привабной14 для взгляда мужского, да недобрая слава о ней пошла по деревне. Всячески благодарила Аксинья за приют Козьму и его попадью, усердно выполняя на подворье все работы и повеления Степаниды, не жалуясь на свою участь. Об одном просила Козьму: помочь отлучить заблудшую ее дочь от греховных дел.
В те времена поп сам находился в состоянии, когда и на церковную службу особо не горел, а в минуты расслабления посмотрит на свою попадью Степаниду, и тоска его возьмет. Вот и стал он по-тихому бражничать. Да пошла молва: мол, склоняют идти православных под управление шляхты и их ксендзов, принимать униатство, и князь Белоголовкин вроде не возражает против этого, потому как берет себе в жены знатную польку из королевского дворца, а свою в монашки, в монастырь определяет.
Встрепенулся Козьма от такой новости, засобирался к протоиерею, желая узнать, как на самом деле обстоят дела. Уже собрался в дорогу, но произошла заминка: явился к нему монах из монастыря, известного далеко за пределами земель Галицких, с великой просьбой от братии посетить монастырь, куда прибудут многие священнослужители православной епископии для обсуждения насущного вопроса. Обрадовался такому гостю Козьма и с великой благодарностью принял предложение монастырской братии. Думал, встретит там и протоирея, а оказалось, туда братия не стала его приглашать, хотя епископ Елизар просил ее об этом.
Больше недели пробыл Козьма в монастыре среди поборников веры православной, это время пролетело как один день. Возвращался он в свой приход подавленным, в раздвоенных чувствах. Уже несколько лет Козьма вел затворническую жизнь, общаясь только с прихожанами на богослужении да занимаясь своими мирскими делами и думая больше о стяжательстве. Да чего греха таить, и о похотях своих. Не мог и представить, что делается с православием в епископии. Узнал в монастыре такое, что при воспоминании событий тех дней казалось: мир рушится и начинается светопреставление.
Лобзанием встретили Козьму монахи, зная его как поборника православия, каковыми сами являлись. Совещание открыл и вел игумен, человек властный, имевший уважение далеко за пределами монастыря. Он вкратце поведал ситуацию вокруг Православной церкви и предложил ее обсудить в мирной беседе, а потом результаты донести до епископа и князя. Начало было благодушным и не предвещало ничего необычного, но по мере общения настроение у Козьмы начало меняться. Узнал он, что епископ Елизар, сославшись на недомогание, прислал на такое важное собрание двоих клириков, среди которых выделялся Антоний. Разные слухи ходили о греховности и неблаговидных делах Елизара, и даже встал вопрос о назначении епископом другого священнослужителя, а вот папские представители обещали поддержать Елизара, если он признает униатство и перейдет под покровительство папы. Для Козьмы это были немыслимые деяния, и он не верил таким речам, призывая собеседников к благоразумию. Еще больше он был потрясен известием, что протоирей Сований в открытую имеет при живой жене и с ее согласия наложницу и не одну, ссылаясь на Библию, где упоминается Авраам, который имел наложницу и у нее родились от него дети. Такие слова иначе как кощунством не назовешь, вот поэтому Сований и не был приглашен на это собрание.
