Приглянулась она Антипу, екнуло его сердце, и обмерло все внутри, глаз не может от нее отвести. А она со своими подружками разговаривает и задорно смеется, да так, что смех эхом на всю окрестность разносится. Засмотрелся обозник на холопку. Подошел к нему старший обоза и приказал большой тюк в палаты поместья нести. Тюк тот два дюжих мужика с трудом поднимают, а Антип схватил его, забросил на плечо, несет, словно перину, мимо девицы. Та посторонилась, внимательно посмотрела на силача да и снова смехом залилась. Пошла та девица впереди Антипа, показывая, куда ношу в покоях уложить. Ступает небарака по тесаному полу, не дышит. Уложил тюк, взглянул на девицу, встретились их взгляды… Закружилась голова у Антипа, словно стоит он в небесной выси, как вдруг послышался чей-то голос, который и вернул ему ум и сознание. Оказалось, это их старший требует пошевеливаться да быстрее с обозом управляться.
Ту девицу звали Любашей, это он узнал, когда они трапезничали вместе со слугами барина. А после работ рядом со стойлом лошадей, где сено хранилось, начали места готовить для ночного сна. Несет Любаша шубы овчинные; кинулся ей Антип помогать, так вместе они разложили по сену тулупы и еще принесли, чтобы укрыться. Раскладывает Антип тулуп, и соприкоснулась его рука с рукой Любаши; сели они и друг на друга смотрят, а в глазах искорки мерцают. Не помнит, как обхватил он Любашу, она прильнула к нему, да сразу руками оттолкнула и прошептала: «До ночи подожди», – и убежала, а у Антипа голова кругом пошла.
Быстро наступила зимняя ночь, а с темнотой крепчал и мороз. Легли обозники спать на приготовленные постели – на удивление, несмотря на мороз, было тепло и даже душно. Задремали уставшие путники, а Антип лежит, глаза открыты, чуть дурманит его запах душистого сена. И видится ему образ той заливисто хохочущей девицы, Любаши. Крепко спят его сподвижники, а к нему сон не идет, слова ее всплывают в памяти: «До ночи подожди».
Не мог он больше ждать, подхватился, и понесли его ноги в сторону постройки, где прислуга почивала. Только он остановился у двери, как навстречу ему укутанная в теплую шубу Любаша выбежала, схватила за руку, палец к губам прикладывает, велит молчать. И оказались они в небольшой каморке, на полу которой поверх сена была устроена мягкая постель. И дальше ничего не помнил княжеский обозник. Несколько раз он намеревался уйти от Любаши, дабы не навести на нее и себя беды, да снова наступало забытье. Под самым рассветом провела Любаша Антипа к его сподвижникам, а сама словно растаяла в морозной мгле.
Коротким был сон Антипа. Поднимались обозники нехотя – под шубами тепло, не хочется на мороз выбегать, а надо. Раздался требовательный голос старшего, да и желудок требовал пищи. Антип ходил сам не свой, пришлось даже на него покрикивать, когда привлекли обозников к разгрузке сена, которое привезли мужики на санях. Растерянно блуждали его глаза, искали Любашу, аж дрожь по телу шла. Мысль пугала: как вести себя, если увижу ее? Привычная работа успокаивала, приносила воспоминание о своем подворье в Повалихе и вызывала в душе неприятный холодок.
Жарко стало обознику, сбросил он зипун, и вспыхнула в нем ярость, которая гнала прочь возникающие образы Аксиньи, дочерей… Не видел Антип, как с любопытством наблюдали за его работой холопы с обозниками и восхищались его силой и ловкостью, среди них и Любаша. Кто-то в шутку прокричал:
