Антип с самого начала похода сошелся с Яном, погонщиком лошади, которая шла в обозе второй, и как обычно, завели они разговор, делясь наблюдениями с подворья барина.
– Скажу тебе так, Антип: люди здешние не чета нашим, я не уже говорю о шляхтичах. У тех гонору ого-го сколько; у самого ни кола ни двора, а все паны да паненки. А здесь они себя холопами величают. Но скажи ты, приветливые люди, зла не держат. Один мужик сам босой, а мне свои латаные-перелатанные валенки, скажи ты, обуть предлагает; говорит, мы привычные, нам мороз нипочем, и скажи ты, платы никакой не требует. Непонятные люди, а живут бедно.
Слова Яна воскресили в памяти Антипа ночную исповедь Любаши и вызвали внутри протест.
– Горемычные люди. Барин их сильно дурит: что не по нраву – засечет до смерти.
Тут Ян повернулся к Антипу и вполголоса перебил:
– А ты думаешь, наш князь лучше? Там такое делается, не дай бог. Хотя я при конюшне княжеской состою, мне многое видно. Но об этом вспоминать неохота, а тем более кому-либо сказывать.
И беседа их прервалась. По-видимому, каждый обдумывал услышанное.
Долго среди поклажи в такой мороз не усидишь. Вскочил Антип с саней, руками замахал, попытался по снегу рядом с санной дорогой идти. Незаметно отступал мороз, пофыркивали лошади, инеем покрылась их шерсть, укрывающая ноздри и копыта. Стало легко и радостно на душе, пришло желание полететь назад, увидеть Любашу.
Остановился Антип, сам с собой начатую с Яном беседу продолжал: «И что за люди здесь живут, эти русины-московиты? Бедные, а радуются как дети, весело смеются, счастьем своим делятся».
– Чего стал, забыл что-то? Так назад дороги нет, разве что через год-другой сюда трапим20. Впереди еще дорога долгая, к ночи, даст бог, до ночлега доберемся. Давай поуправляй конем, а я ноги разомну, – раздался голос Яна.
Наскучила белизна снега; уже не так резво идут лошади, чаше слышно понукание; съедены припасенные в карманах кусочки хлебушка. Чаще окутывает дремота, сами ни с того ни с сего веки слипаются, несмотря на подкрадывающийся к ногам холод. Нет никакого желания вставать и идти рядом по снегу. В такую минуту лучше затеять разговор.
Его начал Ян, ему не впервой ходить с обозом:
– Дни наши, как мы в дороге, не сосчитать, а мы еще и половину пути, может, не прошли до земель московского князя. Только недавно Киевские земли закончились.
Нехотя вступил в разговор Антип:
– Да никакой меры этим землям нету, не придумали ее люди еще.
– Вот тут и смекай нашему князю, как ему быть, к кому прислониться. Шляхта рядом, так и вертится под ногами. До польского короля рукой подать, а до московских князей не докричишься, не дозовешься их; а если они свои дружины направят, придут они в пустые голоса, – закончил сказ Ян.
Молчит Антип, его окутывают думы о своем подворье. Много он уже люду разного повидал, есть с чем сравнить свою жизнь. Там казалось, что шляхта богаче всех живет, достаток у нее есть, а оказывается, чем ближе к королевским землям, тем они еще богаче. А в этих местах одна голытьба, не считая княжеских слуг, городских жителей да поместья барина. И с раздражением продолжил разговор:
– В наших землях силу шляхта набирает, они панами становятся, нас за людей перестают считать. Батраки мы для них. Да и вера у них другая. Вот тут и думай, к кому прислониться. Князья с королями договорятся как-то, – вздохнул Ян, цокнул и тут же хлестнул вожжами лошадь. Та попыталась перейти на бег, но затем двинулась мерным шагом.
