Сухинские берега Байкала - страница 42

В след за Антипом, мимо погруженной в тягостно-невеселые думы Елены, точно пропорхнувшая стайка мелких птиц, говорливо просквозила местная, подростковая ребятня, спешившая на берег не иначе, как помогая взрослым, жечь там попутно все еще беззаботно и весело вечерний костер. Верховодили спешащими ребятами Кузька Власов и немногим младший его годами брат Васька, да не разлей вода дружок последнего Федька Трескин. Не успели смолкнуть ребячьи голоса, как не мене шумно-говорливой гурьбой, на помощь своим родителям рыбакам прошествовала на берег, более старшего возраста сухинская молодежь. Шедшая впереди цепочка девчат, взявшихся друг с дружкой под руки, непринужденно о чем-то весело говорила и смеялась. Елена безошибочно разглядела в ней статную, чуть полноватую, с длинной, ниже пояса золотистой косой Ольгу Филиппову и темноволосую ее подружку Елизавету Дружинину. Чуть приотстав, валили за девчатами нестройной толпой молодые парни, бравадно попыхивая доморощенным самосадом, приглушенно о чем-то переговариваясь, и взрываясь обрывистым смехом. Шли повзрослевшие ребята Ивановы, Ненашевы, Куржумовы и еще, вероятно кто-то из Чирковых. Семка Тетерин шел с Харламом Власовым и нес гормонь, небрежно на плечо ремнем накинутую.

А здесь, у ворот собственного дома, обнесенного глухим бревенчатым забором, витала обособленная, и только её сумбурная коловерть душевных страстей, исходящая, от разладившихся горько-сладких супружеских взаимоотношений с мужем. Когда в супружестве такие эмоционально психологические понятия, как верность и друг, в одночасье сменяются на измену, то душевное состояние любой женщины, подвергшейся такому испытанию, непременно наполняется неуемной ревностностью и все ослепляющей яростью безотлагательной мести. Но такая беспощадная женская самолюбивая жажда неминуемо вызывает и собственное тяжелейшее самотерзание. Вот и Елена, казалось, уединившаяся от всех и вся, устало прикрыв глаза, сидела, полно погруженная в себя. А жгучая боль, исходящая от душевных мук, вызванивая мелкими молоточками в висках, проявлялась в ее сознание противоречивыми переменами, то надеждой, то сомнениями, то горьким разочарованием в самых злобных помыслах, а то и отчаянием, или уж совсем жуткой безысходностью.

Еще большей невыносимостью, стало полниться жестоко пораненное душевное состояние Елены, как только завиднелись на берегу горящие костры рыбаков и весело гомонящейся там молодежи, а до слуха донеслись тоскливые, точно рыдающие слова песни:

– Говорят мне люди, я стройна и красивая. Но к чему красота, если я не счастливая.

Если он изменил и с другою милуется. Если так нелегко мне одною горюется.

С нестерпимой болью прислушиваясь к красиво-певучим голосам молодых и жизнерадостных девушек, исполняющих глубоко страдальчески эту песню, но, без всякого восприятия и личного переживания, Елена еще больше уколола тем свое и без того раненное самолюбие и залилась слезами. Плакала долго, горестно и навзрыд, но потом не заметила, как прекратила и успокоилась. Горечь выплаканных слез принесла ей некоторое облегчение, и слушая игру гармоники и слова других тоскливо жгучих песен, звучащих невдалеке, она проявляла к ним, уже не то какую-то сдержанность, не то полное безразличие.

В седовато-кисейных сумерках надвигающейся ночи, в необъятном, бездонном куполе небес, исчезала безоблачная ясень, лазурно-благой чистоты промелькнувшего дня. В замеревшем безлюдье деревенских улиц расплескалась, до колючего звона в ушах тишина.