На границе с лесом, где расположились тонкие берёзы, топорные сосны и дикие кустарники, можно встретить различных птиц, запасливых белок, неспешных зайцев и медведей, порою выбредающих на песчаное поле неизвестно зачем. Но сегодня в обычно дикой и заброшенной Тукулане собралось уж слишком большое количество не только приезжих служащих на пару с военными, но и местных жителей, которых мёдом не корми, а покажи очередное представление, где несгибаемое правосудие вновь восторжествует под натиском флотской удавки, также именуемой эшафотским узлом.
Среди простолюдинов в традиционной одежде (такой как оноолоох, бууктаах и кытыылаах сон) достаточно явно выделялись доломаны, поверх которых были надеты серые ментики, обложенные мехом, с пуговицами в несколько рядов, со шнурками и петлями, благодаря чему можно было сразу определить хоть и казённый, но всё же праздничный мундир. Без сучка и задоринки, сливаясь со своими костюмами, проглядывались сосредоточенные лица военных, справляющихся о состоянии установленного эшафота на предмет неполадок. Муравьиная стая выполняла свои обязанности молча, образуя обобщённое пятно на фоне своего командира и его первого помощника в это воскресное утро.
Старший палач Игорь Матвеевич Правонравов, ввиду отсутствия нужды следить за выполнением отданных приказов, с нескрываемой печалью наблюдал за зыбью воды, стараясь как можно реже отвечать взволнованному помощнику.
– Игорь Матвеевич, ну ведь это полнейшее безумие! – причитал молодой Пётр, как можно заметнее жестикулируя перед лицом старшего чина, нервно озираясь на собравшуюся толпу людей. – Ведь и дураку понятно, голубчика мы больше не увидим, если только где-нибудь на другом конце земного шара, ей-богу!
Палач, казалось, только пуще погружался в свой внутренний монолог, делая вид, словно никто с ним не говорит. Помощник же и не думал отступать, чувствуя личную ответственность за возможный срыв мероприятия и сурового выговора со стороны судейского аппарата. Можно даже предположить, что молодой человек боялся, как бы самому не оказаться в списке виновных, которым суждено будет забраться по деревянным ступеням без возможности после спуститься на своих двоих.
– Лучше бы вы давеча оповестили о своих планах, тогда бы я хоть дома удавился, в кругу близких. Так нет, вам же хочется, чтобы головы наши слетели в глуши под хмурым небом, ей-богу! Это ведь ещё матушке и жене придется тратиться на билет, дабы лицезреть постыдную расправу над эдаким дураком, как я. А ведь какие надежды были когда-нибудь стать вами, человеком высших нравов, которого детям ставили в пример!
– А уже не ставят?
– Еще ставят, но, поверьте, как только по вашей выходке приговорённый не приедет даже не то чтобы ко времени, а просто исчезнет, нас тут же снимут с должностей, отправив на плаху.
Главный помощник многозначительно замер, надеясь хотя бы сейчас вразумить своего начальника, но тот только весело ухмыльнулся, вернувшись к своим прежним делам, если их так вообще можно было назвать.
Параллельно описанной сцене, обильно загребая песок штиблетами, в сторону командира бежало двое пронырливых людей, взявшихся буквально из ниоткуда, а может, и вынырнувших из-за спин плетущихся вдали зевак.
На одном из спотыкающихся гостей был накинут уже видавший виды суконный плащ, зато брюки, выбиваясь из-под подола только лишь краями, представляли идеальный образец недавно купленного и превосходно подшитого одеяния. Спутник сего господина представлял куда более жалкое зрелище, чьи обноски и вовсе стыдно описывать. Достаточно будет небольшой заметки, что в руках у этого человека наблюдался планшет и несколько замечательно заточенных карандашей, которые явно свидетельствовали о причастности хозяина к тонким искусствам.
