Делаю шумный вздох. С ним постоянно одно и то же: комплименты звучат как завуалированные оскорбления, извинения – как требования о прощении.
Набираю текст одним пальцем: «Не переживай, я ценю…»
Нет, стираем. Назад, назад, назад.
«Хорошо, что я захватила кофе из кафе!»
Ха.
Жму «отправить», пока не передумала язвить. Похоже, бестселлер на витрине меня задел.
Еще полчаса гуляю и изучаю район. Еда кончилась, усиливается холодный ветер, солнце оставило попытки осветить улицы.
Пришла пора сдаться – у меня ноль идей, как спасти книжный.
Я зашла далеко от Каштановой улицы, но мой внутренний компас подсказывает повернуть на запад, сначала вниз по Кленовой, затем налево по Вязовой три квартала.
Атмосфера пятидесятых в кафе и старомодная вывеска аптеки подталкивают меня вызывать в воображении иллюзорный Линкольн Виллидж. Я борюсь с соблазном, но воображение сильнее – оно предлагает мне обезболивающее из обещаний.
Я подчиняюсь зову, жажде создавать другие миры, всего на мгновение…
В голове злые гудки автомобилей меняются на «Привет, сосед, привет». Трещины, выбоины, облезлая краска – все замазано и закрашено. Непрестанный вой кондиционеров и двигателей грузовиков становится радостным гулом промышленности в городе успеха.
На Каштановую улицу я пришла, мыслями находясь далеко в ненастоящем. Проходя мимо музыкального магазина «Ритм и чудо», борюсь с желанием помахать в окно хозяину. Несмотря на то, что нас разделяет только пустующий участок, я говорила с ним лишь однажды. Владелец – недружелюбный человек лет сорока; когда-то магазином заведовала его мать, но я давненько ее не видела. Жива ли она еще?
Стараясь игнорировать очередное напоминание об упадке и времени, я подхожу к кирпичной стене, окружающей пустой участок. Напротив него последний выдох солнца просачивается сквозь дома, испаряется, достигая меня, блестя под конец кое-где на обвитых плющом воротах
Я медлю у ворот. Как там Ба сказала?
У тебя все еще есть сад. Твой особенный дар.
Она выращивала тут овощи?
Я пытаюсь заглянуть внутрь.
Моргаю, прищуриваюсь.
Что-то светится за оградой, в дикой траве. Блестит разок, другой. Игра умирающего солнечного света?
Странное чувство – мурашки по коже, как при встрече с невозможным.
Берусь за металлическую решетку и тяну. Не поддается.
Нет, судя по всему, ворота открываются вовнутрь. Я пробую замок, но он заперт. Отверстие для ключа большое, старинное – вспоминается огромный железный ключ, висящий на гвоздике.
Вот, снова. На краю поля зрения что-то сверкает.
Прислонившись лбом к холодному железу, я разглядываю траву. Своим телом я блокирую оставшийся солнечный свет, так что это не может быть отблеск от забытого металлического предмета.
Но ведь свет пропал, так ведь?
Я снова смотрю слегка в сторону и снова ощущаю едва заметное мерцание с краю.
И вновь – радостная дрожь.
Не просто возбуждение. Что-то еще, нечто среднее между сладостью рождественского утра и ожиданием, затаив дыхание, неотвратимого раската грома после вспышки молнии.
Я посмеиваюсь над собой. Свет, видимый только когда на него не смотришь? Это приглашение – очевидное, насколько только может быть очевидным выдуманный зов к приключениям.
– Не помню даже, когда я последний раз видел их открытыми.
Я вздрагиваю от неожиданного голоса совсем рядом со мной.
