– Дыши не глубоко. Потихоньку. Не паникуй. Держись. Надо уходить отсюда.
Я кивнул головой, совершенно не понимая, куда можно было отсюда уйти. Хлор был везде. Он занял собой каждую нишу, каждую щелочку. От него невозможно было укрыться. Первое, что пришло мне в голову, было рвануть в сторону казарм. Но Рогов схватил меня за гимнастерку.
– Не туда! Надо в другую сторону.
И тут я понял! Отравленным мозгом я все-таки понял, что он имел в виду! Немцы не просто так выпустили газ. Они рассчитали время, когда ветер будет дуть на крепость. Тогда они развернули газовые батареи и пустили ядовитую смесь, позволяя ветру сделать все остальное. А это значило, что бежать внутрь крепости было нельзя. Там было опасней всего! Значит, бежать надо было в сторону врага. И не просто бежать… Нужно было лишь глотнуть свежего воздуха, очистить легкие, и тогда… Я сжал рукой винтовку и на слабых ногах побежал за Роговым. Глаза так слезились, что сложно было разобраться в направлении движения. Мы выскочили за бетонное ограждение, но в этот момент немцы опять начали обстрел. Десятки орудий гулко заговорили на удаленных рубежах, и на крепость снова обрушился огненный смерч из снарядов. Мы вернулись обратно, крепко зажимая лица тряпками, словно последней надеждой на хоть какое-либо дыхание.
– Нужно переждать! – было видно, что слова даются Рогову тяжело, его то и дело выворачивало от кашля, – обидно вышло…
Он не договорил, согнувшись пополам, зайдясь в очередном приступе кашля. На его тряпке проступило кровавое пятно. В это же время в небе над крепостью заалели красные ракеты, выпущенные немцами. Рогов опустился рядом со мной и посмотрел поверх окровавленной маски.
– Помрем все… Обидно. Не узнает никто, как нас здесь… потравили… В прямую испугались… Так газами… Нехристи…
Я хотел ему что-то ответить, но не смог. Язык словно прибили гвоздями к гортани. Каждый вдох был мучительнее предыдущего. Я чувствовал, что скоро все, конец. Закрыл глаза и начал молиться. А взрывы долбили и долбили вокруг, и было в этом ужасающем звуке даже что-то ободряющее – погибнуть от снаряда было гораздо предпочтительнее, чем загнуться от химии. Пол под нами подпрыгивал и, ухнув, опускался вместе с землей вниз. А зеленоватый туман все стоял вокруг непроницаемой стеной, подрагивая, будто и вправду был потусторонним существом, пришедшим к нам этим утром убивать.
Я не помню, сколько еще продолжалась эта бомбежка – скорее всего, я несколько раз терял сознание. В этих провалах мне мерещился все тот же луг, чистый журчащий ручей в траве и сын, который будто все это время ждал меня в этих странных видениях. Явь и видения перемешались. Видимо, так и ведет себя перед смертью мозг, да еще к тому же отравленный газом. Я отчетливо ощущал тепло солнечного света, чистый воздух, которым можно было дышать полной грудью, и ясно видел сына, который сидел со мной рядом на небольшом холмике, поросшем густой травой.
– Ты мне кажешься?
Мальчик улыбается в ответ, но в глазах грусть.
– Не знаю. А какая разница? Мы же вместе!
Где-то вдалеке гулко прогремел гром. Я нахмурился и посмотрел вдаль, на линию горизонта, куда уходил своим изумрудным ковром бесконечный луг под ногами.
– Мне надо идти!
Мальчик хмурится.
– Куда?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Назад. Меня там ждут.
Сынишка прижимается ко мне своей светловолосой головой и обнимает руками.
