Светление - страница 7

Рябина, запрокинув голову, посмотрел вверх, но сквозь черные дымные разводы неба было почти не видать.

– А что, Андреич, как думаешь, скока мы еще здесь продержимся?

Рогов неопределенно пожал плечами.

– Это только Господу нашему известно. Пока живы будем, так и будем держаться. Или пока начальство приказ не отдаст на отход. А оно не отдаст – слишком много за нашей спиной дорог для Кайзера открывается.

Рябина отстегнул от пояса флягу с водой и сделал пару небольших глотков.

– Это точно. Как подумаю, что немцы до деревни моей дойдут, кровь в венах холодеет. У меня там семья, трое ребятишек. У Петьки вон сын. Получается, что надо нам костьми здесь лечь, а заразу эту не пущать сквозь нас.

Рогов задумчиво прищурился.

– Вот я давно думаю – почему люди воюют? Чего им мирно не живется? У этой же немчуры тоже, поди, детишки дома остались. Что их сюда тянет и тянет, словно пчел на мед? И вот смотрю я на них, – пехотинец кивнул на бойницу, – и понимаю, они и правда, как будто больные. Болезнь у них в головах какая-то, разъедает их изнутри. Не похожи они на людей – как черти, прости Господи. Таких, конечно, сквозь нас никак пускать нельзя. Нечего им там у нас делать! Так вот думал я, что если вот, не дай Бог, захватят они нас, мужиков, то они в расход всех пустят, не станут рисковать, правильно ты, Рябина, сказал, боятся они нас! Понимают, что русского мужика не сломить им, в рабы не заделать. А вот баб и детишек ведь перепортят. Заразят этой болезнью своей. Они ведь, как чума, по миру распространиться хотят. И поэтому мы здесь под пулями и бомбами лежим в земле, кровью умываемся, потому что знаем, пропустим их и тогда все, хана!

Издалека послышался какой-то новый звук, и все солдаты почти одновременно повернулись к бойницам, отлаженным движением прильнув к прикладам винтовок. Звук раздавался из-за дымной стены, поэтому было сложно понять его источник. Оглушенные пехотинцы внимательно вслушивались в пространство.

– Так это эти, – подал голос кто-то из пулеметчиков, – парламентарии. Опять сдаваться будут агитировать. Ну и проверят заодно, как мы здесь, не кашляем, все ли живы, здоровы?

На стенах и бруствере послышался хриплый смех. Дико было, наверное, слышать его тем, кто приближался сейчас осторожно к нашим позициям под пронзительные звуки рожка, извещающего о приближении переговорной группы.

Я смотрел на удаляющихся переговорщиков с легкой улыбкой на губах. Они уходили поспешно, словно ждали подспудно выстрела в спину. Сгорбленные, растерянные, совсем не такие важные, какими были до озвучивания своего ультиматума, немцы несли в свой штаб две важные новости. Первая – все обстрелы последних нескольких дней не принесли желаемого результата – русский гарнизон боеспособен и морально собран. Вторая – в ответ на предложение сложить оружие взамен на гарантии жизни, был получен емкий и циничный ответ, исказивший лицо офицера-переговорщика страхом и изумлением. Его можно было понять. После выпущенных за неделю по крепости тяжелых снарядов, здесь вообще не должно было остаться признаков жизни! А жизнь здесь не просто осталась, она еще и смеялась прямо ему в лицо. Никто не просил пощады, никто не спрашивал о гарантиях! Русские были словно заколдованы в этих полуразрушенных стенах. Но офицер не сразу смог оценить ситуацию. Когда он вызвал коменданта крепости и стоял, слушая смех из-за потрескавшихся бетонных стен, он думал, что солдаты просто сошли с ума. Они выжили, что уже было невероятно, но для любого человеческого рассудка это было невыносимое испытание! И теперь они должны были безоговорочно принять все его требования. И какого было ему услышать довольно внятную отповедь русского офицера, который насмешливо смотрел ему прямо в глаза. И вот тут немец дрогнул. Он увидел в них не безумие, а обреченную готовность стоять до конца, не страх, а готовность умереть, но не сдаться. И когда в ответ на отчаянную фразу: «Не испытывайте судьбу! Вы храбрые солдаты! Вам не обязательно умирать! Подумайте о своих родных! Сдавайтесь!», он услышал хлесткое – «Русские не сдаются!», то отвел глаза. Смотреть в глаза живому мертвецу было невыносимо и просто страшно. Он торопливо шел назад, увязая в месиве грязи и обходя огромные воронки, а в голове билась одна лишь фраза – «РУССКИЕ НЕ СДАЮТСЯ!» и летел вслед хриплый смех обреченной на гибель армии.