Майя следила за новостями с мрачным удовлетворением человека, чьи самые худшие опасения начинают сбываться. Она больше не чувствовала себя одинокой в своем предчувствии беды. Весь мир, казалось, медленно погружался в тот же хаос, который уже давно царил у нее в душе.
Однажды вечером, после особенно тяжелой смены, она вернулась домой совершенно разбитой. Голова гудела, тело ломило от усталости. Она мечтала только об одном – упасть в постель и забыться тяжелым, беспробудным сном. Но едва она вошла в квартиру, как свет мигнул несколько раз и погас. Полная, непроглядная темнота окутала ее.
«Только не это», – простонала Майя, на ощупь пытаясь найти на полке свечи, которые она когда-то купила на случай подобных отключений. В их районе это случалось нечасто, но в последнее время перебои с электричеством стали почти нормой.
Найдя свечу и спички, она зажгла дрожащее пламя, которое выхватило из темноты лишь небольшой пятачок пространства, сделав остальную часть комнаты еще более мрачной и таинственной. Тишина в обесточенной квартире была почти оглушающей, нарушаемая лишь ее собственным дыханием и далеким гулом ветра за окном.
Она сидела на кухне, тупо глядя на пламя свечи, когда ее внимание привлек тихий, едва различимый звук. Он исходил от старого радиоприемника, который стоял на холодильнике и который она никогда не выключала из розетки, хотя и не слушала уже много лет. Радио молчало – электричества ведь не было. Но звук… он был.
Майя замерла, прислушиваясь. Это был не просто шум или треск. Это был шепот. Тихий, многоголосый, он пробивался сквозь мертвую тишину, словно идущий из глубокого подполья. Слова были неразборчивы, язык – абсолютно незнаком, но в самой его интонации, в его ритме было что-то гипнотическое, завораживающее и одновременно пугающее до дрожи.
Она медленно подошла к радиоприемнику. Шепот становился громче, отчетливее. Казалось, он исходил не из динамиков, а из самого нутра старого аппарата, из его проводов и микросхем, оживших под действием какой-то неведомой силы.
Майя протянула руку и коснулась холодной пластмассы корпуса. И в этот момент шепот на мгновение стал кристально чистым. Она все так же не понимала слов, но уловила в них… зов. Настойчивый, требовательный, почти приказной. И еще – нотку древней, как сам мир, тоски.
Ей вдруг стало невероятно жутко. Это было уже не просто ощущение чужого присутствия, не мимолетное видение. Это был прямой, осмысленный контакт. Голоса в статике. Голоса из ниоткуда. Голоса, которые звали ее.
Она резко отдернула руку, словно от прикосновения к чему-то ядовитому. В тот же миг шепот снова смешался с помехами, стал тише, неразборчивее, а потом и вовсе исчез. В квартире снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь трепетом пламени свечи.
Майя стояла посреди кухни, тяжело дыша. Руки ее дрожали, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она посмотрела на старый радиоприемник с суеверным ужасом, как на нечто дьявольское.
Электричество дали только под утро. Но Майя так и не смогла уснуть. Голоса в статике звучали у нее в ушах, накладываясь на тот древний гул и шепот, который она слышала в видении умирающего бродяги. Голоса снизу. Теперь она знала, что они реальны. И они знали о ней.
Трещина в обыденном превратилась в зияющий провал, и Майя чувствовала, что стоит на самом его краю, а внизу ее ждет нечто, что способно поглотить не только ее, но и весь привычный мир. И это «нечто» уже протягивало к ней свои невидимые руки.
