— Да, — он улыбается и всё также барабанит большим пальцем по верхней части руля. — В школе мы с друзьями играли в группе.
— Дай угадаю: ты был ударником?
Я чувствую, как немеют мои пальцы от дождевой воды и потока воздуха, поэтому закрываю окно, успевая при этом немного продрогнуть.
— Настолько очевидно? — Крис смеётся и смотрит, как я по привычке закидываю ноги на приборную панель. — На самом деле играли мы так себе. Все самоучки, но что-то всё-таки у нас получалось. И девчонкам наша группа нравилась.
Ностальгия отпечатывается на его лице, которому нашлось бы место где угодно, только не в нашем деле.
— После школы все разъехались по колледжам и оставили друг друга в прошлом. Там же осталась музыка, мечты о признании и вера в себя.
— А ты?
— Я не хотел останавливаться и всё бросать, — он пожимает плечами. — Поэтому поступил в академию искусств, хотя играл всегда только на слух. Комиссию это удивило, но они всё-таки засчитали мне входные экзамены.
Лицо Криса почти сразу мрачнеет и я догадываюсь, что с того самого момента его жизнь и пошла под откос.
— Что произошло?
Мне было интересно узнать его. До этого мы никогда не поднимали тему прошлого, будто сторонились его или стыдились.
— Маме поставили диагноз и мне пришлось бросить учёбу, — он сжимает губы и его скулы от этого становятся более выраженными. — Отец ушёл из семьи, когда мне было пять, так что на него можно было не надеяться. Я устроился на две работы, но этого было мало.
— Так ты и попал к мистеру Миллеру, да? — мой голос теряет всякие эмоции, ведь я вспоминаю, что заставило меня саму прийти к нему.
Мы оба оказались у Миллера не от хорошей жизни, и другой она больше никогда не станет. Договор с дьяволом заключен — мы продали ему свои души.
— Примерно. Денег не хватало и я связался с плохой компанией, потом от кого-то узнал о мистере Миллере. Детали меня не интересовали, а вот деньги — да, — Крис почти нервно убирает волосы со лба, а я смотрю на шрам у него на щеке. — Мама умерла через два года после этого.
— Мне жаль, что так получилось, — я никогда не умела поддерживать других, но мои слова всё же отражаются на лице напарника улыбкой. — Мы тогда ещё не были знакомы?
— Ты пришла позже. В тот момент я уже прожил свою боль и мог кое-как двигаться дальше.
Крис врёт мне, но я не собираюсь упрекать его в этом. Прожить боль не так просто, как и доверить её другому человеку. В конце концов у каждого из нас своя история провала, и в то же время все они похожи друг на друга.
— Выше нос, партнёр, — Крис вытаскивает меня из размышлений щелчком по кончику носа.
Он становится привычно мне лёгким и расслабленным. Всё также барабанит большим пальцем и напевает что-то своё в противовес игравшей песне. Я прислушиваюсь к его голосу и сразу узнаю Nothing Else Matters*. Эта песня играла в машине в день нашего первого общего дела, и потому имела какой-то важный для меня символизм.
Я думаю о прошлом, от которого привыкла убегать, и о Крисе, присутствие которого стало мне таким необходимым. Сложись его жизнь иначе — я могла бы увидеть его на сцене или услышать по радио, навсегда утратив шанс обзавестись таким другим, каким он мне был.
Тем временем дождь сходит на нет, когда мы подъезжаем к нашей цели. Напарник припарковывает машину в тени пышных деревьев, где почти нет фонарей, а, значит, шанс обзавестись свидетелями сводится к нулю.
