Ларисе было страшно поднять глаза на мужа.
– Куда же я тебя отпущу? Ты моя жена.
– Я плохая жена! – прокричала Лариса. – Меня надо вырвать, как больной зуб. Вырвал – и не больно…
– Ты не зуб, ты позвоночник, – медленно сказал Вадик.
Лариса опустилась на табурет, закрыла лицо руками и разрыдалась… Она лежала на диване лицом к стене в одной комнате, а Вадик – в другой. Между ними бегал ненакормленный и неумытый Люсик с чернильными кляксами на пальцах и внушал Ларисе:
– Я не дам вам развестись! Я свяжу вас верёвками.
Когда они ссорились, а потом мирились, Люсик становился между ними, охватывал их руками, соединял и говорил:
– Не надо ссориться. Мы все любилки!
– Наша мама хочет от нас уйти, – сказал Вадик Люсику.
Он объединил себя и сына, а Лариса осталась в стороне – разрушительница, осквернительница семейного очага. Лариса лежала, не шевелясь, и рассматривала обои на стене. Они были розовые в красных крапинках. Голову будто сжимал тугой обруч.
Льдина разломилась на две части, и её половинки уплывали в разные стороны. Лариса осталась посредине в ледяной черноте воды.
– Я не могу без тебя жить, – сказал Вадик и лёг лицом к стене. Он был силен своей слабостью.
После тяжелого суматошного дня, проведенного на студии, Ключевский возвратился домой в состоянии крайней неудовлетворённости собой и окружающим миром. Проглотив таблетку от головной боли, он подошёл к окну и задумался.
Напротив на ветке берёзы сидела большая носатая ворона. Птица наклонила голову набок, скосила глаза и испытующе посмотрела на Ключевского.
– Кар-р-р! – сказала ворона.
– Кар-р-р! – поздоровался Ключевский.
Птица, высоко задирая ноги, важно прошлась по ветке.
«М-да, – подумал Ключевский, – какая-то ворона может прожить на свете около трёхсот лет, а я только семьдесят пять. И то в лучшем случае… Большая половина жизни позади… А что успел сделать? Три хороших фильма из пятнадцати? Невелики итоги… Семьи нет. С Ларисой всё как-то непонятно… Да и хочу ли я лишних забот? Новая жизнь, новые обязательства…»
Его мысли прервал звонок в дверь. На пороге в ослепительно белой блузке с просвечивающими узорчатыми дырочками стояла Людочка, ассистентка студии, давнишняя знакомая Ключевского.
– Здравствуй, дорогой! – сказала Людочка слегка опешившему Ключевскому и решительно вошла в прихожую. – Я смотрю, ты мне не очень рад? Ай-я-яй… А я прямо из Ялты. Мы там месяц с «Мосфильмом» проторчали. Видишь, какая загорелая? – Людочка распахнула ворот.
Ключевский посмотрел на неё не без удовольствия и подумал, что после тяжёлого трудового дня совсем недурно было бы расслабиться…
– Выпить хочешь? – спросил он.
– Давай, – Людочка, покачивая бёдрами, прошла в комнату и удобно устроилась в кресле.
Ключевсний достал из бара бутылку дорогого коньяка, две маленькие рюмочки, включил магнитофон, зашептавший что-то сладкими зарубежными голосами, и направился к креслу…
В прихожей зазвонил телефон.
– Привет! – сказал приглушённый расстоянием Ларисин голос.
– Привет… – растерянно ответил Ключевский.
– Как дела?
– Н-ничего, – промямлил он.
– Что делаешь?
Из комнаты босиком, в одних трусиках прокралась Людочка и обняла Ключевского за шею.
– М-м-м… отдыхаю… – выдавил из себя Ключевский, вращая головой и делая Людочке страшные глаза.
– Отдыхаешь? – неуверенно переспросила Лариса, чувствуя неладное.
– М-м-м… Да, устал тут… Понимаешь… Прилёг…
– Я не вовремя? – расстроилась Лариса.
